Сколько народу, включая ни к чему не причастного, пострадало тогда, неведомо. По официальным данным, только «двухсотых» — свыше десяти тысяч, что (по официальным же данным, неофициальные трогать не будем) в сто раз больше «июньского террора» 1923 года, впятеро — «зачисток» при подавлении Сентябрьского восстания и в двадцать раз круче «цанковского разгула» после взрыва в соборе.
В какой-то момент такой расклад начал нервировать братьев во Отечественном Фронте. Пошли жалобы советскому командованию и в Москву, — и Москва, не желая подставляться под возмущение Лондона, нахмурилась, вынуждая тов. Димитрова извиняться и уточнять: «Некоторая неудовлетворенность наших союзников решительными мерами по ликвидации фашистских агентов принята к сведению. Надеюсь, в течение недели нам удастся начать чистку на законных основаниях, тщательно и с полным соблюдением формальностей. Однако еще несколько дней полностью успокоить народ не сможем».
А поскольку в неделю не уложились, праздник продолжался и после официального приказа милиции приводить арестованных живыми и воздержаться от «конфискаций имущества без расписки», в итоге затянувшись — правда, но нисходящей — месяца на два.
И тем не менее все-таки по нисходящей. Просто потому, что или стихия — или государство, а к тому же еще и уголовники пользовались случаем. Так что 30 сентября правительство, по предложению Кимона и уже без «красных» проволочек, утвердило наконец закон «О Народном суде». Произошло это вопреки всякой Конституции, но ее — спасибо тому же Кимону — «заморозили» 10 лет назад и потом — спасибо Борису — так и не «разморозили». Да и не шокировало это никого, ибо такое уже проходили.
Была, скажем, «Третья палата» — особый суд времен Стамболийского, формально существовавший для того, чтобы «наказать политиканов», виновных в национальных Катастрофах 1913-го и 1918-го, но фактически — чтобы очистить политическое поле для «мессии» и «сословной республики». Вот вам и прецедент. Заметьте, «оранжевый», без всяких «красных» тонов.
Говоря откровенно, необходимость поскорее найти и выпороть козлов отпущения, задобрив победителей, признавалась всеми, включая даже некоторых терпил. Тут расхождений не было, «союзники» по Фронту всё прекрасно понимали, да и не испытывали они к большинству тех, кому предстояло претерпеть, особых симпатий.
«Правительство, — заявил 26 октября во время переговоров о перемирии глава МИД "звенарь" Петр Стайнов, — не ожидая вызова к вам сюда, где нам была бы указана линия поведения, по собственному почину приступило к наказанию тех, кто толкнул наше государство на преступление против человечества. Эти преступники, которых порицает весь народ, будут судимы судом народа. Могу вас уверить, что меч народной Фемиды на этот раз со всей тяжестью народного правосудия безжалостно поразит их».
Вот только был нюанс. Георгиев и другие «фронтисты» рассчитывали, что созданием трибунала очертят какие-то рамки, отделят овец от козлищ, а злаки от плевел и остановят волну беспредела, по максимуму возможного переведя неизбежное «в рамки законности и справедливости, избегая максимализма и “правового нигилизма"». По крайней мере, в их ведомственной и личной переписке речь идет только об этом. А вот «красные»...
Судя по документам (а телеграммы и протоколы сохранились), их волновал не столько сам процесс, сколько то, что процесс вышел из-под контроля. И даже не столько это, сколько явное неудовольствие по этому поводу Москвы. А Москва была-таки очень недовольна возможным отдалением протеже от масс, которые могли испугаться, и, что еще важнее, не желала позориться перед сэром Уинстоном и м-ром Рузвельтом, чьи послы выражали аккуратное недоумение.
После того как 6 декабря представитель д-ра Гемето пожаловался в Союзную контрольную комиссию на МВД, «поощряющее массовые перекосы при арестах» (дескать, «процесс бурной реакции освобожденного от фашистского гнета народа против своих угнетателей затянулся и перешел в хроническую форму»), тов. Димитрову настоятельно рекомендовали «ввести показательные акции в строгие рамки закона» и, самое главное, «в ультимативном тоне вовлечь в чистку союзников, проверив их в деле и исключив в дальнейшем попытки возложить какую-либо ответственность исключительно на коммунистов».