Выбрать главу

Но и первых («хребет партии»: партизаны, подпольщики, эмигранты), и вторых («надежная опора») было не так уж много (7,7 процента и 8,1 процента от числа партийцев соответственно), — и, следовательно, поскольку в партию-победительницу желающие валили валом, заполняя вакансии, ставку приходилось делать на «людей 10 сентября», то есть, как писал тов. Костов, на «молодых, преданных людей, пусть и не особенно подготовленных» (что, к слову, еще очень мягко сказано, учитывая, что 52 процента «новых красных» и читать-то не умели). Правда, полную безграмотность компенсировала полная же исполнительность, ставшая своего рода критерием. Типа, делает, что велят, без вопросов — «здоровый кадр», высказывает сомнения — «чужой».

Короче говоря, налицо была кадровая революция, в рамках которой партбилет БКП гарантировал старт карьеры, а разбирались, годен или нет, уже потом, по ходу дела. Желающих стать «городскими» — при портфелях, кабинетах или револьверах — было много. Но и, поскольку для создания, как указывал тов. Червенков, «действительно нового типа государственной организации» («на низах» и в среднем звене — в местных органах власти, судах, силовых структурах) кадров тоже нужно было много, желающих брали, и аппарат разбухал.

«При фашистском режиме, — писала газета "Свободен народ”, когда писать еще дозволялось, — на софийских перекрестках стояло по одному полицейскому. Теперь народная демократия, и их обыкновенно по два, а в некоторые часы и по паре на каждом углу. Их теперь в десять раз больше. Но разве в полицейщине заключается новая демократическая Болгария?»

Естественно, в такой ситуации неизбежна была грызня. Причем даже не такая, как в эмпиреях, где «зарубежные» вожди волками смотрели на «внутренних», а партизанские воеводы — на шефов подполья, — а куда более жестокая. Поскольку как бы много ни было вакансий, претендентов всё равно было больше, и заняв местечко, его приходилось удерживать, постоянно отбиваясь от желающих обвинить в «безграмотности» и спихнуть и параллельно подсиживая и обвиняя в «безграмотности» тех, кому свезло прорваться повыше — туда, где потеплее.

На реальную работу в такой ситуации ни времени, ни сил, ни даже желания не хватало, и в итоге дошло до того, что 31 января 1948 года Михаилу Бодрову, послу СССР, пришлось докладывать в Москву: «Успехи БРП(к) породили, особенно на местах, головокружение, излишнюю самоуверенность и беспечность. [...] Партия не сумела освоить организационно и идейно-политически такую огромную массу новых членов. [...] Состояние кадров таково, что коммунист подчас не только не в состоянии повлиять на беспартийного крестьянина, но зачастую и сам не понимает цели и задачи своей партии».

Естественно, Москву это сердило. Ей не нравилось, что «до 9 сентября 1944 года компартия была одной из самых популярных в народе. Сейчас ее больше всех ругают. Она находится в ссоре с народом», и еще больше не нравились «разговоры о том, что социалистическая система, применяемая в Советском Союзе, а теперь и в Болгарии, выгодна для государства, но не для трудящегося населения». Так что Кремль делал втыки, и чем дальше, тем более жесткие, — и София реагировала, причем не только потому, что Москва была недовольна, но и просто стремясь хоть как-то наладить управление государством и его экономикой.

Поэтому летом 1948-го решили «ослабить зажим». Прошли конференции, направленные на то, чтобы «выслушать мнение актива», и под присмотром столичных кураторов недовольные «впервые, хотя и в робкой форме» заговорили о запретном. Например, о «личном интересе в ущерб общественному и государственному», о «болезненном восприятии критики», о самодурстве, невежестве, показухе и прочих неприятных вещах, из-за которых в партию перестали идти рабочие и крестьяне, зато просачиваются бойкие болтуны из «бывших».

А выслушав «актив», об опасности «засорения партии чуждыми, карьеристскими и прочими нежелательными элементами» заговорили и «на верхах», ставя задачу «улучшить систему партийного обучения», — но, раз в ряды прокрались и черные кобели, которых добела не отмыть, речь шла и о чистках тоже. Сам тов. Димитров, добрый и мягкий, сравнил чистки с «надрезами по здоровому телу, чтобы без остатка удалить гниль». Ну и чистили. Сперва — от случая к случаю. Но уж когда грянула «трайчокостовщина», всем сразу стало понятно, кто виноват и что делать, — и на повестку дня встали поиски «врага с партийным билетом»...