И вот теперь, посмотрев на реакцию столицы, Фердинанд 19(31) мая объявил об отставке Стамболова, «с рескриптом» — официальной благодарностью за «длительную верную службу под княжеским надзором, усилия по защите короны и поддержку чести и независимости Болгарии». На официальном «речекряке» того времени это означало, что премьер по-прежнему остается в обойме, и пока отставленный диктатор обдумывал ситуацию, князь объявил о создании нового кабинета во главе с Константином Стоиловым — умеренным «западником», слегка «македонистом», но ни в коем случае не «русофобом», очень не любившим Стефана — как «кровопийцу». Военным министром, естественно, стал «дворцовый куртизан» Рачо Петров, главой МИД — личный враг бывшего премьера Григорий Начевич, а министром внутренних дел — Васил Радославов, ненавидевший Стамболова еще с тех пор, как «первый регент» лишил его премьерского кресла.
Список нового кабинета, безусловно, готов был задолго до того, чего диктатор, знавший о сложных отношениях между оппонентами, видимо, не ожидал. Так что Стамболов впервые за многие годы оказался без рычагов влияния. Точнее, рычаг был — отлаженный аппарат, всем ему обязанный и сознающий, что с уходом премьера теряет всё, — и Стамболов, пусть и с опозданием, его рванул до отказа, но было поздно.
К изумлению диктатора и по свидетельству современников, «состояние общественного духа было близким к тому, какое мы видели разве что после Освобождения». Против нескольких тысяч крайне агрессивных демонстрантов, заполнивших центр Софии, вышло впятеро больше жителей столицы, и Рачо Петров, уже в долгожданном чине генерала, двинул «на защиту мирных обывателей» войска, успешно разогнавшие смутьянов. На сотни «телеграмм протеста» с мест, организованных «стамболовскими» префектами, никто не обратил внимания, а самих префектов во избежание неприятностей через пару дней «временно» заменили военными комендантами.
В то же время, однако, Стамболову передали высочайшую благодарность «за сдержанность» и предупредили, что в ближайшее время ему будет дана аудиенция «для более чем серьезного разговора о будущем Болгарии и его лично», — и в самом конце мая аудиенция состоялась. Вот только ничего серьезного князь не сказал, целых два часа показывая чучела птиц и гербарии, потчуя кофе и рассказывая свежие венские сплетни, а затем, пожав руку, сообщил, что больше не держит. Когда удивленный отставник вышел из дворца, его встретила орущая толпа, оплевав с ног до головы и под вопли «Долой тирана! Долой распутника!» забросав тухлыми яйцами и гнилыми помидорами.
Только теперь бывший диктатор, поняв наконец, что обратной дороги нет, и заявив единственному другу Димитру Петкову (позывной «Свирчо») нечто типа «мы его породили — мы его и убьем», поднял «Свободу» в штыки. Вот только очень скоро выяснилось, что штампованные мантры на тему «немец готов продать Болгарию за один кивок России» на публику как-то не очень работают: после семи лет разрыва с Россией в них мало кто верил, зато к голосам вышедших из тени «русофилов» большинство населения прислушивалось с интересом.
Оставалось только жать на другие клавиши, и в «Свободе» появились спокойные материалы о коррупции лидеров бывшей оппозиции и нынешнего кабинета, а также об «особенных интимных интересах Фердинанда». Это было уже куда интереснее, газету начали раскупать так, что пришлось увеличить тираж, и вскоре Карл фон Буриан, посланник Австро-Венгрии в Софии, сообщил руководству, что «обвинения в хищениях казенных денег, иных темных комбинациях новых министров и особенно в нарушениях христианской морали вновь подняли репутацию Стамболова. Князь теперь не только боится влияния "тирана" но и ненавидит его, но не знает, как удерживать этого буйного человека, поэтому готов охотно помочь его уничтожению».
Следует отметить, что «газетная война», очень опасная для нового кабинета (компромата у Стамболова было много), не приносила ожидаемых успехов из-за совершенно неожиданного поведения Фердинанда. В июле, почти сразу после отставки премьера, он дал интервью корреспондентам берлинских и венских газет, по ходу высоко оценивая международную роль России, а затем и Александру Амфитеатрову — самому, пожалуй, в то время уважаемому публицисту империи.
Болгарский суверен принял Александра Валентиновича предельно любезно, как при желании умел, очаровав скептического гостя: угостил, показал коллекции, уделил столько времени, сколько тот хотел, ответив на все, даже самые каверзные вопросы. А под конец открыто заявил: «Болгария не может существовать без России» и толсто намекнул, что именно ради «исправления трагической ошибки» устранил с авансцены «русофоба» Стамболова.