Глава I – Княжеский недуг
История, что таится на этих страницах, произошла далеко-далеко отсюда. На землях, ни чьим из наших предков невиданных, но где также царствовал род людской. Той же добродетелью он был полон, и теми же грехами искушён. Полагаю, ведь некого спросить наверняка, нашим общим демиургом мир их сотворён. Потому во многом схож, но в чём-то отличим.
Переместимся мы в густые, древние леса. Заглянем за бревенчатые стены дворца. Его некогда шумные залы отныне пустовали. За крепостью не проводилось больше пиршеств в честь удачной охоты или победы над врагом, не звучали инструменты музыкантов, голоса певцов и весёлых воинов, не было слышно топота ног. Бревенчатый дворец, самое сердце и голова лесного княжества, уже больше года находился в беспробудном сне из-за недуга юного правителя. Молодой князь, некогда бойкий, стал калекой и отныне не мог даже подняться с постели. И дух его подорвался: словно в юное тело вселили глубокого старца. Раньше князя звали Фини́стом Зорким, теперь же его втайне нарекли Финистом Рано-Истлевшим, или просто — Истлевшим. Слуги, преданные ему всей душой, ежедневно искали способ вновь зажечь его пылкий нрав.
И вот в один день…
Широкие двери распахнулись, пропустив крепкого воина в опочивальню князя. Для людей лесов его внешность была необычна: глаза янтарные, монолидные, с вздёрнутым уголком; скулы высокие, а щёки округлые, как половинки спелого яблока. Смольные волосы были затянуты в конский хвост, но на висках и затылке они были сбриты до щетины. В тот момент на нём были лишь простые, охотничьи одежды. Домашняя обувь на его ногах не скрывала замызганные свежей грязью штанины. Страшно было представить, насколько загрязнились его сапоги. Благо, они остались где-то за порогом, и ссор с них не нарушил чистоту спальни. А она была просторной и незахламлённой. Стоящий у стены письменный стол пустовал, все книги и рукописи покоились рядом на полках шкафа. Левую от дверей стену украшал гобелен с изображением охоты на оленя. На фоне вышитой картины располагался деревянный, безголовый манекен со стёганой курткой и кольчугой под ней. Ни то, ни другое уже очень давно не надевали. Ближе к платяному шкафу, у занавешенного плотной шторой окна стояла просторная кровать. Под тёплым одеялом и покоился Финист Истлевший. Князь спал, поглощённый полумраком: свет исходил лишь из камина, который обогревал комнату, но резкие движения верного слуги вырвали его из оков сна.
— Светич наш! — голос ударил по ушам больного, как гром. — Прошу у вас глубочайшее прощение за столь грубое вторжение и беспокойство вашей светлости во время отдыха, но мне жизненно необходимо, чтобы вы уделили мне минуту-другую для личного приёма…
Пышные речи только больше утомили несчастного. Князь взмахнул бледной рукой, чтобы гость замолчал. После чего протёр глаза.
— Ги́гель, избавь меня от своих неуклюжих речей и просто перейди к делу. В такой… бытовой обстановке ты мне друг, а не слуга, — и, закончив фразу, он опустил руку обратно.
Гигель закрыл двери. Огонь в камине нежно потрескивал поленьями, а шаги дружинника сопровождались слабым скрипом половиц. Подойдя вплотную к постели, Гигель непринуждённо улыбнулся:
— Я кое-что принёс, друг мой. Надеюсь, это избавит тебя от гнетущей тоски и болезни, — сказал он. Но тут же поспешил добавить:
— Только держи это в строгом секрете от своих господ, — и положил на колени князя мешок.
Финист приподнял голову, высунувшись из-под одеяла, и глянул на мешок, в котором что-то слабо шевелилось. Выглядел светич измотанно: длинные, русые волосы были взлохмачены; когда-то мягкие, юношеские черты лица очерствели от усталости. Положив ладонь сверху мешка, Финист почувствовал, как что-то мягкое под ней прогнулось. Круглые, зелёные глаза лишь слегка оживились и взглянули на Гигеля:
— Ты мне какого-то зверя в питомцы принёс?
— Колдуна, светич мой, — поправил Гигель, несколько смутившись.
— Чародея! — ответили из мешка.
Рука взмыла вверх, подальше от странной твари внутри. Взгляд князя уже был не уставший, а рассерженный, пронзающий насквозь друга.
— Ты притащил колдуна в мой дворец, в мои покои! Как это понимать, Гигель? Ты лишился рассудка?
— Прошу вас, светич мой, тише. Об этом никто не должен слышать, — голос дружинника становился всё мягче, чтобы успокоить князя. — Ни дружина, ни слуги, ни ваши господа.