***
Ночью того же дня, когда мальчишки узнали свои имена, случилось кое-что ещё важное для Сороки, сына ведьмы. Он спокойно спал, укутавшись в шкуру, и видел сны. Но как назло, снилось ему то, что каждый раз его огорчало… Снилась ему мать, какой он её помнил: её чёрные вьющиеся локоны, которые она никогда не заплетала; её тонкие руки, которыми она прижимала его в младенчестве к тёплой груди, и зелёные, как древесная листва под лучами солнца, глаза, смотрящие на Сороку и на всё вокруг с искренней, неизменной радостью. Она всегда ходила босиком, только когда совсем холодало, надевала сапоги. И перемещалась она, будто бы становилась тенью: лишнего шороха не издавала, незаметно и быстро скользила по дому и двору. Маленький Сорока всегда пугался, что мать оставила его одного, и начинал рыдать. И как только раздавался плач, словно по волшебству, мама появлялась рядом, брала на руки и весёлым, ласковым голоском успокаивала его. Они часто проводили время в лесу, особенно в летние деньки. Мать усаживала его на траву, а сама пускалась в пляс под музыку неземных существ. Такой она ему и запомнилась, и такой снилась: беззаботно танцующей, как солнечный зайчик, и невероятно чуткой. Но тут радостные краски начали сгущаться, тепло стало жаром, и мама танцевала уже среди обжигающего пламени. Она ловко скакала меж огненных языков, всё удаляясь от тонувшего во тьме Сороки, пока пламя резко не взвилось и не поглотило крошечную фигурку. Мальчишка проснулся в поту.
За окном светила полная луна, мелкая россыпь звёзд блестела на чёрном полотне неба. Не первую ночь похожие сны мучали его. Есть у призраков умерших привычка наведываться к близким, пока они спят. Однако то не было похоже на визит кого-то в чужие мысли – это было нечто вроде смешанных воспоминаний из прошлого и испытанного давным-давно ужаса. Сорока сел на кровати. Сейчас у него был шанс выяснить правду. Поднявшись, он отыскал в лунном свете свечку и как можно тише зажёг её огнивом. Усевшись обратно на тюфяк, он достал из-под подушки спрятанную книгу и начал её листать в поисках нужной страницы. Остановился он на одном из ритуалов призыва души умершего. Если матери и вправду не было больше в их мире, то ритуал – единственный для него способ с ней связаться. Мальчишка быстро оделся, взял фонарь, а потом направился к двери. Ему нужно было достать несколько трав для проведения ритуала.
В комнате посапывал отец. Сорока примерно знал, где какие травы хранятся. В основном, он надеялся на удачу. Прокравшись к полочкам возле печи, он посветил на нижнюю полку слабым светом, но нужных растений там не нашел. Скорчив недовольную гримасу, он поднял фонарь выше. Вот там и было то, что он искал, но слишком высоко для его роста. Поставив фонарь на полочку, он попытался дотянуться до заветной мисочки, однако пальцев едва хватало чтобы её коснуться.
— Ну же… — про себя умолял он.
Вдруг миску что-то подтолкнуло вперёд, и та оказалась прямо в детской ладошке. Сорока быстро выхватил из неё горсть трав.
— Спасибо, Лохмач, — шёпотом поблагодарил он домового и поспешил в свою комнату, чтобы выскользнуть на улицу через окно.
Сегодня выдалась светлая ночь. И потому Чайка тоже вышел наружу, но не один. Он сидел на крыльце, рядом с дремлющим Шмелём, и наблюдал за тем, как Тихомир целился из лука в висячую дощечку. Охотник натянул тетиву, навёл стрелу и отпустил. Стрела, просвистев в воздухе, воткнулась в мишень.
— Вот так ты должен стрелять, Зорька. — Тихомир вынул стрелу из дощечки. — А теперь сам попробуй.
Чайка кивнул, взял свой лук, который был в разы меньше отцовского, и встал перед мишенью. Ему было не впервой посреди ночи учиться владеть оружием. Внутри дома этим особо не позанимаешься, а днём он не мог выйти даже во двор. Вот и приходилось отцу выбирать, которую ночь ему не доспать, чтобы сынка всему обучить. Чайка набрал в грудь воздуха и стал целиться.
— Нет, так дело не пойдёт, — недовольно сказал Тихомир и подошёл к сыну. — Рука, которой ты лук держишь, должна быть прямой. Ту, которой ты натягиваешь тетиву, подними выше. Ещё выше. Не бойся натянуть сильнее, до уголка рта. Открой оба глаза. Теперь можешь стрелять.
Сделав, как сказал отец, Чайка прицелился. Стрела подрагивала, руке было тяжело держать лук, и он ходил из стороны в стороны. Взяв небольшое равновесие, Чайка выстрелил, но стрела лишь ударила дощечку и отлетела в сторону. Тихомир всё равно похвалил сына, похлопав того по плечу: