— За меня волнуешься? — уже бодро спросил Сорока.
— Не только… — книга в руках Чайки закрылась. — Кажется, Влария хочет забрать меня в лоно обители… Я подслушал один раз ссору матушки с отцом. Мама считает, что такой исход для меня наилучший. Ибо я буду обеспечен кровом, обществом, и никто из спасителей душ на меня не позарится, — голос становился всё сбивчивей, мальчик отстранённо глянул в сторону, ногтями ковырял дощетчатый пол, но разговор продолжал. — Как только мне исполнится двенадцать, меня может забрать Влария в послушники. Но если я попадусь Охотникам на ведьм, боюсь, мне ничего не останется кроме, как уйти раньше и в Мегалонию. Я не хочу оставлять семью, не хочу оставлять тебя и других, кого знаю… — он резко оборвался, будто бы захлёбывался, и закрыл лицо руками. Из-под ладоней послышался тихий плач.
Сорока опешил. Редко он заставал своего друга в слезах, и что делать не знал. Выбравшись из шкуры, он присел рядом с ним и приобнял за плечи.
— Ну и чего ты рыдаешь? — сказал он, чуть встряхнув его. — Не рассказал я, а значит никакие Охотники сюда не приедут. А с планами Вларии мы как-нибудь разберёмся, не переживай.
Шмыгнув носом, Чайка вытер кулачком слёзы. Бледно-голубые глаза уставились на успокаивающего его Сороку.
— А если не разберёмся?.. — с испугом промямлил он.
— А ты не загадывай! Всё будет в порядке, — заверил его друг. — Сейчас лучше расслабься. Да и я у тебя давно так долго в гостях не был. Поболтай со мной, что ли.
— Но ты же собирался спать... — неуверенно сказал Чайка.
— Уже передумал, — Сорока с теплотой улыбнулся.
Болтали они большую половину ночи, едва сдерживая смешки, чтобы не разбудить Альгиз. Однако Сороку всё сильнее и сильнее тянуло в сон: рыжая макушка чуть склонялась, глаза слипались. Когда Сорока задремал сидя, Чайка уложил его в постель и сам прилёг рядом. И так они уснули, повернувшись спинами друг к другу.
***
А тем временем пока мальчишки в деревне поживали, их отцы к середине второго дня пути уже до града добрались. Они сделали всего одну короткую ночёвку в одном из соседних поселений и с первыми лучами солнца вернулись к дороге. Зелейник, привыкший ко сну подольше, задремал в трясущейся телеге и спал, пока друг охотник его не разбудил.
— Просыпайся давай, — встряхнул он его одной рукой. — Всю дорогу проспал, во даёшь! Меня скучать заставил. Ну, а теперь мы на месте.
Ведар потёр глаза, а потом осмотрел лес вокруг. Высокие сосны колоннами вздымались до небес, меж их стволов просачивались лучи солнца, и птичьи трели доносились отовсюду. Они проезжали самое сердце соснового бора. Ведар посмотрел вперёд и увидел высоченную бревенчатую крепость, за которой виднелась белокаменная колокольня храма Зодчего. Телега подъехала к открытым воротам Дальбора, но дорогу загораживала другая повозка, которую досматривали сторожевые. Решив, что никакой угрозы нет, сторожевые забрали пошлину и пропустили её вперёд. Когда телега Тихомира подъехала ближе, они принялись осматривать её содержимое. Чтобы скоротать время, охотник стал переговариваться с ними, обмениваясь новостями.
— У нас в поселении всё потихоньку. Не то, что у вас в граде суетно, или на границе, будто на пороховой бочке живёшь.
— Угу, — издал сторожевой.
— Даже и рассказать толком нечего… Вот только если случай нынешний!
Локоть зелейника слабо врезался в бок разболтавшегося охотника, не успел тот договорить.
— А! Впрочем, неинтересно тоже. Это наше, местное.
— Угу, — вновь издал сторожевой, переведя на него взгляд. — А у нас слух нехороший бродит.
— Эй, ты чего? — окликнул его второй. — Это не для его ушей.
— Как это не для моих?! — возмутился Тихомир. — Я как бы тоже дальборовец! Да и коль начали, так говорите.
— Да ладно, пускай от нас узнает, — ответил тот, который тему начал. — В граде не видно и не слышно сына светича нашего. Уже как несколько дней. Слушки всякие ходят. Ты им не верь, слышишь? Наследничек приболел просто. Нечего панику разводить на пустом месте!
— Вот как, — задумчиво проговорил охотник. — Ну что ж, учтём. Спасибо вам, молодцы.
Тихомир опустил пару медяков в ладонь сторожевого и погнал Ягодку вперёд. Наконец телега въехала в град. Мостовая дорога из досок шла широко, но потом сужалась и расходилась, как речка, на несколько устьев. Повсюду стояли бревенчатые дома в несколько этажей – не такие, как в деревне. В одном таком домище жило несколько семей и все, в основном, ремесленники. Некоторые были поменьше. На первых этажах располагались лавки или мастерские. Пения птиц больше не было слышно, его перекрывал гул улиц: всеобщий галдёж, топот ног, стук молота о накалённый металл. Тихомир спрыгнул с козел и повёл Ягодку под уздцы в стойло.