— Дар… — нежная ладонь вдруг обхватила кулак Сороки, одним лишь касанием заставив того отвлечься от гнетущих мыслей. — Нам правда лучше сбежать.
Губы Сороки слабо дёрнулись, но пальцы всё-таки разжались в руке друга. Как назло, я услышал приближающийся к алтарю тяжёлый шаг, и уже знакомый низкий голос одного из Охотников.
— Ничего поделать не могу, покровительница! Нам велено осмотреть всю обитель. Егерь сказал, что преступников двое.
Мы скрылись обратно в келье, беззвучно закрыв дверь. Запрыгнув на подоконник, я подозвал мальчишек и выпрыгнул на улицу, следом за мной выползли и Чайка с Сорокой. Притаившись с ними в траве, я быстро прошептал:
— Ползём до дома Чайки. Там просите сумку и сразу же уходите, — а потом покрался, ведя их за собой.
Темнота ночи укрывала нас, позволяя оставаться незаметными. Меня беспокоила только кожа Чайки, которая своим слабым свечением могла всех выдать. Но из-за огня факелов перед храмом его свет тускнел. Мы продвигались вперёд, пригибаясь ниже травы, и вот уже вышли на небольшое открытое пространство между обителью и дворами, как тут Сорока остановился. Охотники волокли его отца под руки, и прямо перед фасадом обители его бросили на колени у копыт рослого лося. Животное с недовольством фыркнуло, переступив с ноги на ногу, но всадник удержал его на месте. Резко скрипнул металл. Всадник обнажил клинок, опустил к самому лицу Ведара и, прислонив лезвие к подбородку, приподнял его голову, заставив встретиться взглядом с самим егерем. От вида злорадного оскала, надменно возвышающимся над ним, кровь зелейника охладела, и на лбу выступил пот. На этот раз бежать ему было некуда.
Клинок скользнул от подбородка к шее. Пришпорив лося, Молот-Ведьм стал обходить Ведара кругом, очерчивая кожу остриём.
— Что ж, вшу я вижу, — заговорил Салем. — А гнида рыжая где? — и клинок со свистом полоснул плечо зелейника.
Сорока едва сдержал крик, закрыв рот рукой. Ведар же пригнулся под ударом, но не издал ни звука. Задерживаться больше было нельзя. Я подпрыгнул к Сороке и зубами потянул за рукав. Мальчишка не обращал на меня никакого внимания, он застыл, смотря на истекающего кровью отца и ненавистного златовласого егеря.
На том допрос Ведара не закончился…
— Милостивый Зодчий! — раздался голос старосты, который стоял, слившись с толпой Охотников. — К чему такая кровожадность?
— Вы смеете перечить спасителю душ? — обратился к нему Салем, пронзив леденящим взглядом.
Ясное дело – не смел. Грозбор поник головой. Удовлетворённо улыбнувшись, Молот-Ведьм взмахнул клинком, окропив траву кровью.
— Повторю ещё раз. Где рыжий мальчишка? — его взгляд вновь нацелился на старосту. Он понимал, что Ведар, хоть убей его, не выдаст сына. А вот верный Зодчему староста вряд ли осмелился бы солгать.
Ведар чуть приподнял голову в сторону Грозбора, однако сразу её опустил. Он не надеялся на его помощь. Салем же угрожающе постукивал пальцем по рукояти меча, выжидал. Староста всячески скрывал всю нерешительность, перебарывал себя, держа глаза наравне с предводителем Охотников, чтобы никаких сомнений в нём у того не возникло.
— Они скрылись в лесу, — твёрдо сказал он. — Этот паршивый мальчишка колдовал там, а когда его застукали, тут же смылся.
— Да неужели? — Салем поднял брови, хотя в его голосе не было слышно удивления.
— Старик, возможно, не врёт, — прозвучал бас, который мы слышали в храме. Хозяином такого грубого голоса оказался не менее грубый на вид мускулистый муж, с тёмно-каштановыми косами в волосах и бороде. Его крепкую шею сдавливал ошейник с подвеской в виде золотого ромбовидного Ока. Он только сейчас закончил осмотр всех углов в обители, и вышел доложить своему егерю. — В обители и следа от них не нашёл.
Окинув взглядом дворы и кромку леса, Салем убрал оружие обратно в ножны.
— Тогда ищите! Проверьте дома, прочешите весь лес! Спуститесь к реке – они могли попытаться смыться по воде. Сделайте всё, чтоб рыжий мальчонка был приведён сюда! Живее!
А рыжий всё ещё был невероятно близко к хищной толпе, боялся даже пошевелиться. Рычали ярчуки, принюхиваясь к траве, Охотники были готовы вот-вот спустить их с цепи. Мне пришлось укусить Сороку за щёку, чтобы он обратил, наконец, внимание на меня.