Хрустнула ветка. Сорока раскрыл глаза. Костерок потухал, и темень вокруг сгустилась. Казалось, он уснул всего на мгновение. Рядом посапывал белокурый, я тоже не просыпался. Мы ещё спали, пока кто-то громко чавкал. Посмотрев около себя, Сорока не заметил наплечной сумки. Не понимая, куда она могла пропасть, он подкинул хвороста. Огонь разгорелся и в его свете проявились очертания высокого, мохнатого зверя. «Медведь…» – испугался Сорока и осторожно толкнул Чайку.
— Что случилось? — прошептал белокурый.
Но не успел он до конца проснуться, как понял: что-то неладное. Проморгавшись, он стал вглядываться в тёмную громадину.
— Ты только не шевелись… — тихо сказал Чайка, — и не кричи…
Сорока и так был, как истукан. Его взгляд покосился на ещё горящий костёр, единственное оружие, что у них было. Чайка поймал его взгляд.
— Даже не думай.
Но мальчишка не стал слушать. Он подобрал лежащую палку, поднёс её к пламени и… Не успел её поджечь, как я спрыгнул с дерева и стрелой пустился к наглой бурой морде. Моя шерсть вздыбилась, хвост стал трубой, и я зашипел, как гадюка. Медведь шарахнулся назад. Я подскочил к нему, вновь пригрозил шипением, и он бросился бежать.
— Беги-беги, косолапый! И чтоб я тебя поблизости не видел! — я гордо крикнул вслед медведю.
Взяв украденную сумку в зубы, я торжественно дотащил её до ребят.
— Лучше следи за своими вещами, мальчишка.
— Почему ты не прогнал его сразу?! — возмутился Сорока.
— Как почему? Я спал. А вот ты почему не защитил своё добро? Повезло нам, что этот мишка просто любопытным оказался.
— Да, я…уснул случайно. Но ненадолго!
— Разбудил бы меня тогда, попросил бы сменить. Ты лучше проверь, всё ли на месте?
Сорока залез в сумку. Копошился в ней он долго. Я вместе с Чайкой тянул шею, чтобы подсмотреть.
— Еды почти нет… Он всё съел, особенно мясо…
— Ну, это было ожидаемо, — сказал я.
Мальчишка вдруг охнул. По мне пробежали мурашки. С побледневшим лицом, будто приговорённый к смерти, Сорока вытащил обглоданную карту.
— Что…что делать теперь? — с большой надеждой он посмотрел на меня. Я не был картографом, с бумагой вообще не знал, как работать. Что делать теперь… это был хороший вопрос и для меня.
— Ну… Мы примерно знаем, в какую сторону идти, — робко проговорил Чайка.
Наши взгляды с Сорокой переместились на белокурого. А ведь он был прав.
— Верно, Чаечка! Мы всё ещё можем придерживаться северо-востока.
— Но этого мало, — возразил рыжий. — А что если придётся сойти с пути? А если пройдём мимо? А куда потом сворачивать…
— По ходу разберёмся. Сейчас радуйтесь, что вас не съели. И попытайтесь вновь уснуть. На этот раз я посторожу вас.
И благодаря мне мы спокойно дождались утра. Чайка вновь завязал себе глаза и укрылся плащом. Завтрак мы решили отложить, ведь еду нужно было поберечь: её и так осталось на один зуб.
Мы пробрались сквозь густую чащу. По пути искали какую-нибудь пищу: грибы или ягоды. Сорока легко отличал, что было ядовитым, а что – съедобным, так как его этому обучил отец-зелейник. Сбиваться с дороги было нельзя, а на глаза попадалось съестного немного. Но всё равно теперь было хоть что-то пожарить на огне.
В следующую ночь (да и в дальнейшие) сторожил только я. Перекусили мы жаренными на камне грибами и корнями лопухов.
— А почему ты не охотишься? — спросил меня Сорока.
— Я берег силы для того, чтобы ваш сон стеречь всю ночь. Вот почему! Да и вы не станете есть то, что поймаю я.
— Почему же? — полюбопытствовал Чайка.
— Ну, наверно, потому, что этого окажется для вас слишком мало. Коты не ловят зайцев, а вам вряд ли придётся по душе полёвка.
— Так лови для себя, — выдал мальчишка. — Мы не возражаем.
— Учту. Но сегодня мне хотелось поесть грибов.
— Что-то я не припомню, чтобы коты ели грибы, — рыжая заноза недоверчиво прищурилась. — Подожди! Так ты не умеешь охотиться?