Опустилась ночь. Уже которые сутки мы не видели луны, только кусочки звёздного неба сквозь кроны деревьев, и то, когда не было облаков. На этот раз нашим укрытием послужил старый дуб, чьи пышные ветви низко опускались и укрывали нас куполом. Дым от горящего костра окутывал его ветви. Неподалёку лежал на камне трутовик, сорванный по пути, и медленно тлел, отпугивая надоедливых насекомых, которыми река прям кишела. Я снова был на стрёме.
Редкие отражения звёзд играли на поверхности журчащей реки. Тихо шелестела листва, будто бы деревья шептались, боясь разбудить бедных детей. Сорока спал, как убитый, а Чайка, на этот раз, почему-то не сопел. Когда я услышал шорох, то понял, что белокурый просто не засыпал.
— Ты куда это?
— Да так… — промямлил он. — Хочется тоже попробовать что-то поймать.
— Так ты к речке? — его я останавливать не стал, но предупредил. — По ночам духи бодрее становятся. Тебя, конечно, нечисть обходит стороной, но будь осторожнее.
Чайка кивнул, приподнимая ветви, и вышел из убежища. Спустившись к реке, он также, как и Сорока, закатал штаны и взял колышек. Без света огня, в темноте ночи от его кожи и даже волос лился холодный свет. Когда Чайка погрузился в речку по колена, вода засверкала, словно самоцвет в солнечных лучах. Рыба сонно проплывала мимо, не беспокоясь из-за человека. Даже наоборот, некоторых привлекало исходящее от него сияние, и те приближались к необычному созданию. Белокурый окинул взглядом собравшихся вокруг рыб, чья чешуя заблестела в его свете. На выпад оружием ему было решиться тяжело.
— Простите... — Чайка пронзил рыбью голову остриём.
Вся чешуйчатая орда исчезла в одно мгновение, в прозрачной воде расплылось кровавое облако. Чайка поднял добычу и вернулся под ветви дуба.
— Какой ты молодец, Чайка! — похвалил его я. — Наконец-то, мы поедим. Эй, рыжий, — я постучал лапой по щеке мальчишки, — просыпайся давай, а то голодным останешься.
Сорока сразу же вскочил. От сна на земле его волосы взлохматились, в них увязло несколько листочков. Его сильно удивил ночной улов.
— То есть ты просто взял и поймал рыбёшку? — Сорока усмехнулся, не без зависти. — Везёт же.
— Нужно правильно прицелиться и неожиданно нанести удар, — белокурый с сочувствием глянул на мёртвое животное. — Просто так даже рыба не дастся, она хочет жить…
— Мы тоже хотим жить, а для этого нам нужно что-то есть, — я попытался успокоить его. — Такова природа. Так что не переживай и насладись едой.
— Позволь мне её выпотрошить, — предложил Сорока.
Чайка отдал ему добычу, и мальчишка принялся за дело своим ножиком. Он отрезал рыбе голову и достал все органы из брюха. Как по мне, потроха были весьма вкусными, но ребята предпочли зажарить саму плоть над костром. Сорока насадил рыбу на кол и держал её над огнём, пока чешуя не засохла и мясо не покрылось золотой корочкой. Наконец, мы набили свои животы и приобрели силы для дальнейшего путешествия.
Глава VIII – Тень и свет
И я продолжу свой рассказ, но теперь о Ведаре. К тому моменту, когда мальчишки добрались до реки, Охотники уже прибыли в град и зелейника усадили за решётку. Его темница находилась в погребах храма Зодчего, где ощущалась сырость, чувствовался затхлый запах. От стонов, смешанных с жалобными рыданиями, только самая чёрствая душа не ушла бы в пятки. Удивительно, что под обителью добродетели и человеколюбия, скрывалось такое тоскливое, полное отчаяния, жестокости и боли, как сам Вечный Мрак, место, не правда ли?
Колдуны, ведьмы, язычники и другие грешники томились в прохладных клетках, в ожидании щелчка открывающегося замка, что предвещал пытки. Как зверя на привязи, жертву тащили через коридоры, так похожих на катакомбы, пока не достигали кованой двери. Око Зодчего, пронзённое обвитым терниями мечом, первым встречало и взглядом изучало тех, кто собирался ступить за порог зловещей комнаты. Стоило Ведару приблизиться к знаку, который он ранее видел лишь на гравировке мечей спасителей душ, как от страха его ноги подкосились. Но одним рывком Охотники подняли пленника. Впереди шествовал его главный враг – Салем. По сравнению с остальными Охотниками, тело егеря не выделялось мускулатурой, хоть и силой он, очевидно, не был обделён. Он был непривычно высокого роста для древичей, в особенности из-за гордой осанки и каблуков для верховой езды. Гладко выбритое лицо делало Салема намного моложе его лет. А ведь он был старше Ведара. В руках егеря побрякивала связка ключей. Стук каблуков смолк. Охотники, державшие зелейника, остановились.