Несмотря на то, что воздух был пропитан запахом крови, покровитель не испытал отвращение. Подойдя к дыбе, он с сочувствием осмотрел тело, которое бледнело у него на глазах. Руки и ноги покрывали рваные раны, а треснутые, искромсанные металлическими зубами кости выступали наружу. Было понятно, что даже если Ведар чудом выживет, он останется беспомощным калекой.
— Мне безумно жаль тебя, — сказал покровитель, проведя ладонью над изорванной плотью. — Ты не заслужил таких страданий. Но я здесь, чтобы тебя спасти.
Покровитель приложил к ране обе руки. Белые ладони и пальцы окрасились в темно-красный цвет. Кровавая капель прекратилась и алые ручьи застыли. Холодные стены отразили новый голос: по-юношески нежный, поющий на мегалонском. Молитва Зодчему заполнила собой всё пространство. Пению покровителя начало вторить эхо, и молитва зазвучала, как хор голосов. Кровь снова потекла, но обратно, в тело своего владельца, нарушая природный закон притяжения. Руки скользнули по костям, заставив их вернуться в исходную форму, и образовавшиеся на них трещины – срастись. Плоть затягивалась, но не рубцами, как шрамы: кожа оказывалась вновь невредима. Последняя рана исчезла, будто её и вовсе не было, и покровитель освободил конечности преступника. В последний раз он провёл ладонями по местам, где находились сухожилия, которые растянули дыбой.
— Прости, но, к сожалению, я не могу избавить тебя от клейма, — извинялся он. — Они тогда поставят ещё одно, и тебе придётся вновь испытать эту муку.
Закончив исцеление, покровитель не стал задерживаться в жуткой комнате и покинул её, оставив спасённого в одиночестве. Но у входа стояли спасители душ. Дав дорогу служителю Зодчего, они вошли в комнату, чтобы увести Ведара за решётку. И не описать мне их удивления, когда они застали его тело невредимым.
Покровитель шёл по слабо освещённым тоннелям, которые переплетались между собой. Его дело было ещё не закончено, и он не мог себе позволить взойти наверх в священные стены обители. Вместо этого, покровитель направился дальше темниц и пыточных камер: туда, где находились казармы спасителей душ. Ловя на себе любопытные взгляды Охотников, он поднялся из мрака по винтовой лестнице к дверям, освещённым огнём в жаровнях. Как только нога покровителя вступила за порог комнаты, отделяющей лестничный проём от казармы, ему в уши ударил гомон пьяного смеха. Охотники, кто сидя, кто стоя, окружили небольшой деревянный стол. По их усам, да бородам стекали струи медовухи. Говорили мужики настолько вульгарно, что покровитель не всю речь понимал. Среди веселящейся, сытой своры выделялся один егерь, который ни капли мёда в рот не взял, ни одного смешка не издал, а с мрачным видом молчал, натачивая свой кинжал. Потому покровитель и обратился сразу к нему.
— Молот-Ведьм, у меня есть к вам разговор, — своей неожиданностью покровитель ввёл свору в недоумение, заставив всех замолчать.
На устах Салема появилась усмешка. Облокотившись на стол, егерь ответил:
— И что понадобилось светлому дитю Зодчего в таком скверном месте?
— Я требую, чтобы вы отпустили Ведара Темноведина.
По толпе прошёлся шёпот, полный непонимания. Егерь же не изменился в лице и взгляда не отвёл.
— Позвольте узнать: почему?
— Как мне известно, его проступок совершён много лет назад, и за такое время он мог исправиться. Тем более, он уже тогда едва не потерпел наказание. Разве урок им не усвоен?
— Не усвоен. Он совершил ещё одно, не выдав своего сына, когда у того появился интерес к колдовству. Вам это тоже должно быть известно. Покровитель, я прав? Ах да, перед арестом по деревни начала гулять некая хворь. Возможно тот мальчишка и навёл её… Случайно или нет – неважно. У покровителя остались ко мне вопросы?
— Его можно понять как отца, — покровитель сделал шаг вперёд к егерю. — Какой родитель способен обречь на страдания собственное дитя? После всей той пытки за такой проступок он заслужил прощение.
— Отныне будет вам известно – способны. Это раз, — Салем загнул один палец. — Во-вторых, преступление есть преступление и за него нужно наказывать, как полагается, — Салем загнул второй, а потом наклонился вперёд, чтобы покровитель точно услышал его слова. — А то, если всех прощать, то каждому найдётся оправдание и в мире воцарится беспорядок.
— Но хотя бы прекратите пытки! — потребовал покровитель. — Своим насилием вы сами себе отягощаете душу!