Несколько раз наполняли чаши вином. Исполнение музыки было блистательным. Во внутренних покоях госпожи стояли перед занавесями, отделявшими их от пирующих. Там были поставлены ширмы высотой в четыре сяку. Все дамы из дома Масаёри собрались здесь и разглядывали гостей.
Левый министр подошёл к Масаёри:
— На этом пиру присутствуют, как мне кажется, все, кого нельзя обойти в нашей столице, по этому случаю поднимем чаши. Но ведь и Санэтада проживает в вашем доме, почему же его не видно здесь?
— Мне сказали, что он нездоров, — ответил тот.
— Странно, — промолвил министр. — Он всегда мог повалиться здоровьем. С чего это он стал так часто болеть? Я уже давно хотел поговорить с вами кое о чём. Может быть, мы поговорим об этом сегодня, за чашей вина? Вы согласились, чтобы ничтожный Санэёри женился на вашей дочери, почему же вы не принимаете в дом Санэтада? У меня много сыновей, но этого я люблю больше всех. Пожалуйста, отнеситесь нему так, как будто это ваш любимый Накадзуми.
— Чтобы относиться к нему так, как к Накадзуми, я должен знать про него всё, — рассмеялся хозяин и добавил серьёзно: — Я действительно должен знать своего зятя досконально. Но у меня нет дочери, которая была бы парой вашему сыну. К тому же, что сейчас говорить, ведь уже наступит пятый месяц[517].
— Ну, подобные отговорки он слышит от вас уже очень давно, — сказал министр, беря в руки чашу с вином, —
Длится бесконечно
Кукушки плач…
Ведь каждый год
Ей повторяют,
Что пятый месяц настал[518].
Масаёри на это ответил:
— Среди цветущих
Ветвей померанца
Ночует кукушка.
Вот и льёт беспрерывно
Пятого месяца дождь[519].
Вся ночь прошла в развлечениях. Сановники и принцы получили по полному женскому наряду, главным конюшим и военачальникам Правой и Левой императорской охраны преподнесли ‹…›, а для чинов ниже их к подаркам добавили штаны из белого полотна. Чинам, зажигавшим факелы, слугам в конюшнях и слугам, искусным в исполнении песен и плясок восточных провинций, преподнесли шёлк и полотно. Гости пировали до рассвета, и ранним утром все отправились по домам.
* * *Наследник престола прислал письмо Атэмия:
«Так длинен корень ириса,
Что вошёл в поговорку.
Но длиннее ещё
Пятого месяца дождь.
Сможет ли вытерпеть сердце?[520]
Жалеешь ли ты меня? Поскорее переехала бы ты ко мне во дворец!»
Атэмия на это ответила:
«Хотеть сказать
И не мочь говорить
С чем сравнится это мученье?
В поговорку войду,
Страданий не зная конца».
От принца Хёбукё пришло письмо:
«Мыслями о другом
Был отвлечён до сих пор.
Летом стали густы
Деревья на склоне горы.
Нет конца стенаньям моим»[521].
От правого генерала Канэмаса пришло письмо:
«Уныньем охвачен,
Ко всему безучастно
Стало сердце моё.
Как долго длятся
Летние ночи!»
Пришло письмо от советника министра Масаакира:
«Как жаль, что проходит
Месяц пятый, когда о тебе
Думать нельзя,
Но можно внимать повторенью
Названья ооти цветов»[522].
Пришло письмо от Минамото Санэтада:
«Давно в реке слёз
Должен был утонуть.
И если ещё я плыву,
То лишь для того, чтоб в мыслях
Страдать о тебе…
Я не сокрушаюсь о том, что сгубил себя, меня печалит только то, что не могу достичь желаемого».
Читая письмо, Атэмия почувствовала жалость к молодому человеку, но отвечать не стала.
От принца Тадаясу пришло письмо:
«Легкомыслия нет
В думах моих о тебе.
Так почему же сейчас
Я уплываю
По реке слёз?»[523]
Пришло письмо от Судзуси из провинции Ки:
«Ещё не зная,
Как сможет оно
В высокое небо подняться,
Белое облако
В долине грустит»[524].
В последний день пятого месяца Накатада прислал Атэмия подгнивший мандарин, написав на нём:
«Ждал, когда цитрус
Поспеет, но сгнил он
В месяце пятом.
И летнее очищенье
Мне теперь безразлично[525].
Как ужасно, что проходит пятый месяц с его дождями!»