Весь этот сложный комплекс музыкальной философии проник в Японию. Заимствованная китайская музыка стала музыкой императорских церемоний и буддийских богослужений. Китайская теория составила основу музыкального профессионального образования. Но распространение музыкальной теории и философии не было ограничено профессиональными кругами. Положения китайской музыкальной философии проникли в литературу, написанную на японском языке, иногда без связи с музыкой. Формула, приведенная выше, часто воспроизводилась в Японии. В предисловии к антологии «Собрание старых и новых японских песен» («Кокин вака сю») Ки Цураюки пишет о песне:
Без всяких усилий движет она Небом и Землею; пленяет даже богов и демонов, незримых нашему глазу; утончает союз мужчин и женщин; смягчает сердца суровых воинов…[29]
Парадоксально, что Цураюки прилагает это определение не к заимствованной из Китая музыке, а к национальной поэзии, которая противопоставляется заимствованной культуре.
Указанная формула содержится и в «Собрании песен, красота которых поднимает пыль с балок» («Рёдзин хисё»):
С помощью песни движут Небом и Землею, успокаивают жестоких богов, управляют государством и добиваются счастья народа[30].
На цитате из «Истории династии Хань» основан и следующий отрывок из «Повести о Гэндзи», хотя вполне возможно здесь усмотреть непосредственное влияние «Повести о дупле»;
К изучению игры на кото нельзя относиться небрежно. Это искусство имеет многочисленные законы, и известно, что в давние времена те, кто изучил их настоящим образом, могли приводить в движение Небо и Землю, смягчать богов и ужасных демонов. Они знали, как согласовать со звуками кото звуки других инструментов, как превратить в радость глубокую печаль, как возвысить низкого человека до благородного. В те времена, когда это искусство начало распространяться в нашей земле, были люди, которые изучили все эти законы, они проводили много времени в неизвестных странах и всеми силами души старались проникнуть в секреты мастерства. Но обучение было трудным. Однако когда они играли на кото, луна и звезды, блистающие в небе, приходили в движение, снег и град падали на землю, гром грохотал в облаках[31].
Положения китайской музыкальной теории и философии присутствуют в «Повести о дупле». В первой главе игра на кото семи небожителей и Тосикагэ привела к появлению перед ними Будды. Игра на волшебном кото дочери Тосикагэ в лесу спасла ее и жителей столицы от нашествия восточных варваров. В эпизоде соревнования между Накатада и Судзуси таинственные звуки раздались в облаках, как только Накатада заиграл на волшебном инструменте. Ветер разогнал облака, луна и звезды пришли в движение, загрохотал гром, на землю пал град. Накатада заиграл одну из пьес, которым его дед обучился в преддверии рая Чистой земли, и на землю спустились небожители[32]. Узнав о рождении дочери, Накатада начал играть на кото. Звуки были такими громкими, что казалось, будто звучит целый оркестр. Поднялся сильный ветер, и цвет неба изменился[33]. Во время праздника, посвященного окончанию обучения Инумия, дочь Тосикагэ играет на кото, настроив инструмент в лад осени (хё-дзё). Звезды пришли в движение, тяжелые облака покрыли небо, и воздух посвежел[34].
Музыка рая Чистой земли влияет на людей и на животных. В первой главе автор описывает, как на звуки музыки собираются со всех сторон обезьяны. Музыка является врачующей. Когда дочь Тосикагэ в день рождения внучки играет на кото, больные, слыша эти звуки, забывают о своих несчастьях и страданиях и мать новорожденной сразу же поднимается с постели[35]. В последней главе романа описывается исполнение музыки на волшебных инструментах во время праздника Танабата, в ночь встречи Ткачихи и Пастуха (звезд Веги и Альтаира). Звезды при этом смещаются, гремит гром, сверкает молния, на небе показываются причудливые облака[36]. В самом конце романа, когда дочь Тосикагэ начинает играть, в небе сверкает молния, грохочет гром, вода в прудах поднимается, земля колеблется. Потом ветер стихает. Слушая эти звуки, глупые становятся умными, злые добрыми и больные, долгое время прикованные к постели, выздоравливают. Глубокое чувство охватывает всех, и кажется, что плачут даже духи скал и деревьев[37].
Говоря о влиянии китайской музыкальной философии на японский роман, необходимо остановиться на характере самого музыкального инструмента кото (или кин). Это — китайский инструмент цинь, который занимает совершенно особое место среди прочих китайских инструментов[38]. Причины этому были чисто технические. Трубки люй люй никогда в музыке практически не использовались, по их звукам лишь настраивались музыкальные инструменты. Струнные инструменты вообще легче настраивать, чем духовые. Кроме того, среди прочих струнных инструментов цинь был наиболее удобен для воспроизведения теоретической системы, на основе которой создавалась музыка. Количество его струн было ограничено пятью, они настраивались по пяти первым звукам люй люй (добавление впоследствии двух струн не нарушило этой системы: они настраивались в унисон с двумя из пяти). Цинь, таким образом, явился необходимым звеном между абстрактными акустическими моделями и их практическим воплощением в музыке. Музыкальные композиции, основанные на использовании пятиступенных гамм, создавались для этого инструмента. Прочие инструменты оркестра воспроизводили в унисон его звуки. Этот принцип композиции отражен, в частности, в цитированном отрывке из «Повести о Гэндзи»: «Они знали, как согласовывать со звуками кото звуки других инструментов».