Через месяц Шубин, проверенный учителем, уже состоял в натурном классе Королевской академии. В это время он считал себя счастливее всех на свете. Да и как не быть счастливым? Всего каких-нибудь восемь лет отделяли его от Денисовки, а он уже кончил курс Петербургской академии художеств и учится в Королевской академии в Париже!
Нередко добрым словом он вспоминал Ломоносова. Перед сном, лежа в постели, он задумывался о своем пребывании истопником в роскошном дворце царицы, и ему тогда казалось, что жизнь его начиналась как сказка. А уснув, он видел продолжение сказки… Королевская академия, красивый зал, освещенный громадной люстрой (в куростровской церкви такая даже не поместится). Он сидит за станком позади живописцев и чувствует, как запускает руку в ящик, достает мягкую влажную глину и лепит копию со статуи Аполлона Бельведерского. И вдруг статуя, с которой он копирует, срывается с пьедестала, направляется через весь зал прямо к нему… И оказывается, что статуя не изделие античного мастера, а подвыпивший сосед из Денисовки Васюк Редькин. Он подходит к нему, трясет за плечи и говорит этак просто, по-соседски: «Ну-ка, Федот, смывай с рук французскую глину да собирайся в Денисовку. Довольно нам за тебя подати платить». А товарищи оборачиваются, кричат Шубину: «Ого! куда залетела ворона, ого-го!»
Федот пробуждается, трет выступившие росинки пота на лице и в ночной тьме крестится.
— Слава богу, сон… — Он тянет одеяло со спящего рядом с ним на одной кровати Гринева и, довольный, снова засыпает…
В ту осень из Петербургской академии художеств совсем неожиданно прибыла еще группа пенсионеров и среди них — Гордеев. Их приезд обрадовал Шубина и его товарищей. Учебные будни в кругу приятелей проходили веселей, а тихое, неповоротливое время в труде и учебе двигалось заметно быстрее.
В свободные дни петербургские пенсионеры аккуратно посещали диспуты, происходившие между французскими учеными деятелями, которые их привлекали не меньше, чем занятия в Академии. Они не раз слушали горячие споры Дидро с Буше и Кошеном о художественных выставках в парижских салонах. Слушали и приходили к одному выводу, что им, русским пенсионерам, надо упорно учиться, прислушиваться, присматриваться и выбирать для себя полезное…
Глава четырнадцатая
Однажды, в субботу, возвратясь из Академии раньше обычного, Шубин вместе с архитектором Ивановым отправился в литейную мастерскую посмотреть, как французы отливают из меди фигуры к монументу Людовика XV.
Шубину хотелось научиться отливать формы; в России он отливки не видал, хотя и были в ту пору, и даже раньше, самобытные литейщики-медяники, отливавшие медные иконы-складни, колокола и пушки. Шубин внимательно смотрел, как производится в парижской литейной литье фигур, а Иванов ходил по цеху, изучая строение самой плавильни, измерял ее и мысленно создавал проект такого заведения для Петербургской академии художеств.
Остановившись в стороне от огнеупорных лотков, по которым стекала огнедышащая расплавленная масса меди, Федот Шубин вынул тетрадь и хотел что-то записывать. Но тут подошел литейных дел мастер и заговорил с Федотом.
— Спрячьте вашу книжечку в карман и ничего не записывайте. В вашей стране нет ни одного монумента, — с пренебрежением сказал француз, — наш Фальконе уехал в Петербург, и что бы он там ни вылепил, отливать будут здесь, в Париже. Русские еще не научились литейному делу и не скоро обучатся. Это не так просто и не так легко. Можете видеть…
Федот Шубин улыбнулся и, подозвав к себе Иванова, сообщил тому сказанное французом. Оба вместе решили возразить.
— Милостивейший господин мастер! — первым начал Шубин. — Вы не совсем верных суждений о наших русских искусствах. Да, мы приехали к вам учиться. Но это не означает того, что до прибытия в Париж мы в искусствах были неучами Отнюдь нет!.. Верно, нет у нас монументов, ни конных статуй на площадях, ни обелисков, ни скульптурных групп, разве за исключением Летнего сада, что у нас в столице. У нас увлекаются архитектурой и живописью. Запомните, что среди русских иконописцев были свои знаменитости — Андрей Рублев, Симон Ушаков и Дионисий, последний настолько прославился в живописи, что церковь причислила его к лику святых… А что касаемо литья из меди, то не ведаю, как у вас, а у нас в Сольвычегодске строгановские холопы полтораста лет назад уже отливали трехаршинные в длину медные пушки с украшениями. И с этими пушками Ермак со своей дружиной присоединил к нашей державе Сибирь. Может, слыхали?..