Никита Демидов хмурился и ворчливо спрашивал Шубина:
— Да будет ли конец этим вонючим дебрям?
— Всему бывает конец, — отвечал Федот.
— И куда ты нас затащил?
— Туда, где обитает большинство горожан. Вы знаете, как живут люди центральной части города, теперь посмотрите на трудовой народ, как он живет.
— Здесь ни одного работного человека не видно, — возразил Демидов, — старики, калеки и болезненная детвора, а где те, кто работает?..
— Работают члены их семейств, те, кто в силах, — пояснил Шубин, — можно спросить обитателей этих трущоб, и вы услышите, что трудовое население городских окраин спозаранку уходит работать на господ ради поддержки своего нищенского существования. Одни из них в мастерских и на фабриках, другие на полях и в виноградниках, третьи где-нибудь на рыбной ловле, — все работают, кроме тех, кто распоряжается. К сожалению, так неудобно построен не только Рим…
Шубин не стал продолжать. Почувствовал, что дальнейшие суждения задели бы Никиту Демидова и его приятелей. Наконец они выбрались из городских трущоб и, усталые, с испорченным настроением вернулись в гостиницу.
На другой, и на третий день, и еще несколько дней подряд Шубин сопровождал их в окрестностях Рима.
Демидов и его спутники в назидание потомству делали записи в своих дневниках:
«…Вчера видели Венеру Медицейскую…
Во Флоренции видели конные статуи. Обе лошади хороши и пропорции весьма изрядной…
Ездили в Портичи, влезали на гору Везувий и смотрели ее действие. Шубин ободрал башмаки и ноги…»
Более ценных и глубоких сведений демидовская компания после себя не оставила. Зато Федот Шубин использовал и эту поездку с наибольшей для себя пользой.
В то время, когда Демидов и его спутники праздно разгуливали по Флоренции, Шубин изучал достопримечательности этого города. Вместе с Демидовым и его спутниками он побывал однажды во Флорентийском оперном доме. Здесь они слушали оперу. А главное, что всего более удивило его и Никиту Демидова, — это быстрое, в преудивительной скорости обращение сцены в сад, лес и даже в море. Шубин неоднократно и ранее бывал во Флоренции, приезжал сюда из Рима, но теперь, когда путешествовал с Никитой Демидовым, он имел больше свободного времени для осмотра города и мог себе представить, что едва ли доведется ему еще когда-либо побывать в Италии. Флоренция была родным городом Микеланджело, здесь он родился, здесь он как гражданин и воин в 1527 году, будучи на стороне воевавшего народа, строил укрепления, и здесь в церкви Санта-Кроче покоился его прах. Шубин знал о жизнедеятельности этого великого человека.
Отстав от праздношатающихся путешественников, он пришел в церковь Санта-Кроче и на коленях перед могилой Микеланджело предался размышлениям. Он как-то непроизвольно думал вслух:
— Великий фантазер в живописи, никем не превзойденный ваятель, мудрейший строитель прекрасных зданий, навеки незабвенный после смерти и много претерпевший при жизни!.. Тебя не понимали, тебя преследовали. Ты видел поверженную врагами родную Флоренцию, ты любил народ и верил в него. Ты божественный, Микеланджело! Даже имя твое равнозначно Михаилу Архангелу. Но был ли ты верующим?.. Ведь это ты, глядя на фреску Страшного суда, сказал: «Скольких это мое искусство сделает дураками». И ты был правдив и честен, и не всегда искусство твое было по вкусу папам и кардиналам… О дерзновенных выходках твоих нам рассказывают в книжных воспоминаниях твои современники. В присутствии папы Павла некто Бьяджо посмотрел на гениально изображенных тобою голых людей в картине «Страшный суд», говорил: «Полное бесстыдство — изображать в столь священном месте столько голых людей, не стыдясь показывающих свои срамные части. Такое произведение годно для бань и кабаков, но не для Сикстинской папской капеллы…» И ты достойно ответил невежде Бьяджо, натурально изобразив его грешником, обвитым змеей в окружении дьяволов!.. И когда ты скончался в Риме, тело твое вывезли украдкой во Флоренцию. Здесь тебе с достойными почестями уготовали вечное поселение… Мир праху твоему, и вечная память деяниям твоим… — Шубин поднялся и долго еще стоял, склонив голову перед саркофагом Микеланджело. А потом снова ходил в те места, где сохранилась память о другом великом флорентийце — Леонардо да Винчи.