— И вывалимся — так вместе! — смеясь говорила она, разрумяненная морозным воздухом.
— Нет, падать с нарт нельзя! — возражал ей муж. — Выпадем оба — обратно пешком придется идти. Ведь этот Хатанзей, или как его звать, не обернется до самого Шлиссельбурга и не посмотрит, тут ли его седоки. Я знаю этот народ. Кажется, нет на свете людей хладнокровней, спокойней и выносливей их. А доверчивы они, как дети… Петр Первый, не тем будь помянут, иностранным королям дарил их. За эту дикость я и умного царя не могу похвалить…
Олени мчались ровно и стремительно. Над замерзшей Невой по берегам возвышались густые хвойные леса, и тянулись они от этих мест через весь русский Север до самой Камчатки.
— Вот привезти бы мне тебя в Денисовку на оленях… То-то удивил бы мужиков!
— Мне не страшно, в Денисовку так и в Денисовку, с милым рай и в шалаше! — соглашалась Вера Филипповна.
Накануне чистого понедельника, после шумного гулянья на Неве, Вера Филипповна с двумя возами сундуков и мебели переехала к своему мужу.
Федот, показывая ей жилище, говорил ласково:
— Квартирка невелика. Однако никакие украшения не скрасят так скромное жилище, как славная и добрая жена!
— Но где же ты будешь работать? У нас такие маленькие-маленькие комнатки. А мне не хотелось бы, чтобы ты куда-то надолго отлучался из дому.
— Для работы я приспособлю каретник у нас во дворе. Там будет моя мастерская, она заменит мне храм и любой господский салон.
— Я знаю, ты жадный на дело, — заметила Вера Филипповна, — но и обо мне не забывай, не преврати меня в затворницу. Будем ведь иногда бывать и в обществе знатных людей?
— Разумеется, но ради бога не часто.
— Почему? — хмурясь, спросила Вера.
— Если муж твой будет счастлив и славен, плохо ли это?
— Искренне, от всей души и чистой совести желаю.
— Ну вот. А счастье и слава даром не даются, — сказал Шубин. — Я приобрел знания и должен употребить их на дело. Наука, не дающая плодов, подобна пчельнику, наполненному не медом, а трутнями. В работе, а не в гульбищах под музыку я вижу наслаждение.
Поговорив о своих житейских делах, супруги принялись расставлять в комнатах привезенную мебель, цветы и прочую утварь. Вера Филипповна отпирала кованые сундуки, доставала из них платья и развешивала в гардеробе.
— А вот эту статуэтку узнаешь? — улыбаясь, спросила Вера Филипповна, показывая Федоту «Валдайку с баранками». — Я берегла ее пуще глазу…
На стене над комодом они повесили в золоченой рамке темный силуэт Веры Филипповны, почему-то с малюсенькой, чуть заметной короной на голове. А рядом — красочный портрет скульптора, им самим писанный.
Глава двадцать седьмая
Однажды летом Федот Шубин получил приглашение от графа Шереметева прибыть на осмотр его дома после большого ремонта. Граф позвал триста человек гостей на новоселье. Среди них были сановники, родовитые дворяне и даже богатые купцы. Были тут и прославленные мастера трех художеств, присутствием которых графу хотелось показать свою приверженность к искусствам, а также покровительство талантливым людям.
За последнее время занятый непрерывной работой над бюстами по заказу дворцовой канцелярии, Шубин редко бывал в увеселительных местах и среди знатных особ. Балы, гулянья и особенно сборы на балы отнимали у него слишком много драгоценного времени. Но как ни занят он был, как ни дорожил временем, поехать на бал к Шереметеву следовало.
Пара графских жеребцов, запряженных в коляску, неслась по мостовой. Поддерживая Веру Филипповну, Шубин, озаренный улыбкой, смотрел по сторонам на мелькавших прохожих и весело покрикивал:
— Замечательные кони! Звери — не лошади!..
Кучер, крепко натянув вожжи и не поворачиваясь, ответил на похвалу Шубина:
— Наш барин кляч не любит. У него что скотина, что люди — все на подбор. Видали, какой домище ему мужики сгрохали — дворец! — И кучер повернул коней в сторону громадного графского дома. Внутри и снаружи дом был залит светом только что вошедших в моду ярких кулибинских люстр и фонарей. У подъезда вдоль Фонтанки и в переулке стояли пары, тройки, четверки лоснящихся, упитанных лошадей. Тут же расхаживали матерые, в ливреях, гайдуки, присматривая за лошадьми в богатой упряжи. Посторонних никого не подпускали близко.
Федот и Вера Филипповна, мягко ступая по ковровым дорожкам, из передней прошли в залы.
За длинный ряд столов, покрытых серебристыми скатертями и заставленных всевозможными яствами и винами, садились гости. Тут были обрюзгшие сановники, щеголи и дамы-франтихи с талиями рюмочкой и широчайшими кринолинами. Мужчины, независимо от возраста и звания, в напудренных париках, гладко выбритые. Исключение составлял нижегородский изобретатель старообрядец Кулибин, полуаршинная борода которого клипом спускалась на старинный парчовый боярский кафтан. На хитроумного нижегородца одни смотрели как на шута, другие видели в нем всемогущего колдуна, умевшего и часы говорящие смастерить, и замки поющие, и даже висячие мосты через Неву навести.