Нёго Кокидэн тоже жила в те дни в отчем доме, и, находя утешение в ее обществе, госпожа вопреки обыкновению не спешила возвращаться домой.
Разумеется, нашлись люди, которые сообщили обо всем Удайсё. «Этого и следовало ожидать,— подумал он.— Или я не знаю вспыльчивого нрава госпожи? Вот и отец ее до сих пор строптив и своенравен, хотя, казалось бы, в его годы… Боюсь, что гнев их будет неукротим и скорее всего они не захотят ни видеть меня, ни слышать…»
Встревоженный Удайсё отправился в дом на Третьей линии. Там он обнаружил старших сыновей, девочек же и младших госпожа забрала с собой. Обрадовавшись, дети бросились к отцу. Однако многие плакали и звали мать. Душераздирающее зрелище!
Удайсё осыпал супругу письмами, посылал за ней гонцов, но она даже не отвечала. «Что за глупое упрямство»,— рассердился он и решил, дождавшись сумерек, отправиться к ней сам. Важно было узнать, как отнесся к случившемуся министр.
В покоях, которые обычно занимала госпожа, он нашел прислуживающих ей дам и детей с кормилицами. Сама госпожа, как ему сообщили, находилась в главном доме. Он отправил ей весьма суровое послание:
«По-моему, Вы уже вышли из возраста, когда легкомысленное забвение всех законов, всех правил приличия можно считать простительным. Вы разбросали повсюду детей своих и находите удовольствие в досужих беседах. Что Вам в них? Мне давно уже очень многое не по душе, но, видя в союзе с Вами свое предопределение, я никогда и мысли не допускал, чтобы покинуть Вас. А теперь… Мы не должны расставаться хотя бы из-за детей… Подумайте, разве Вам их не жаль? Неужели стоило поднимать такой шум из-за сущей безделицы?»
— Я знаю, что давно надоела вам,— на словах отвечала госпожа.— Увы, теперь трудно исправить… И к чему продолжать? Могу ли я надеяться хотя бы на то, что вы не оставите бедных крошек? О, я была бы чрезвычайно вам признательна…
— Весьма любезный ответ. Но подумайте, чье имя подхватит скорее молва? (347).
И, более не настаивая на возвращении супруги, Удайсё провел ночь в одиночестве. «Трудно вообразить более нелепое положение»,— думал он, лежа рядом с детьми. Подозревая, и не без оснований, что его отсутствие лишь укрепит принцессу в ее сомнениях, он не находил себе места от тревоги.
«Не понимаю, кому это может нравиться?» — вздыхал он, чувствуя, что ему более чем довольно и первого опыта.
Наконец настало утро. Удайсё предпринял еще одну попытку вразумить госпожу:
— Неужели вы не боитесь огласки? Что ж, если вы полны решимости разорвать наш союз, давайте попробуем. Но подумайте о детях, оставшихся в доме на Третьей линии, они плачут, зовут вас. Или вам их не жаль? Подозреваю, впрочем, что вы недаром разделили их именно таким образом. Но я не считаю для себя возможным расстаться ни с теми, ни с другими. Я буду по-прежнему заботиться обо всех.
Угрозы Удайсё насторожили госпожу. «А что, если он увезет куда-нибудь младших детей?» — испугалась она, а как и сама склонна была к необдуманным действиям…
— Прошу вас отпустить со мной хотя бы девочек,— снова обратился к ней Удайсё.— Здесь я не могу бывать часто. Дети должны быть вместе, иначе мне трудно будет окружить их должными попечениями.
Затем, с жалостью глядя на прелестных малюток, сказал:
— Не слушайте того, что вам будет говорить матушка. Она рассердилась на меня и не желает ничего понимать. Дурно, не правда ли?
Услыхав о случившемся, министр встревожился, понимая, что теперь его дочь может стать предметом насмешек и оскорблений.
— Почему вы хотя бы немного не подождали? — попенял он ей.— Скорее всего у вашего супруга есть причины вести себя именно так, а не иначе. Вы слишком своевольны, а это женщине не к лицу. Разве вы не понимаете, что сами даете повод к сплетням? Впрочем, коль скоро вы встали на этот путь, глупо сразу же идти на попятную. Что ж, посмотрим, как он себя поведет…
И министр отправил Второй принцессе письмо. Гонцом его был Куродо-но сёсё.
«Нас с тобою судьба, Как видно, связала крепко. Снова и снова Я о тебе помышляю То с любовью, то с укоризной…Надеюсь, что Вы не забудете нас и теперь…»
Куродо-но сёсё, не церемонясь, прошел прямо в дом. Его провели на галерею южных покоев, где нарочно для него было приготовлено соломенное сиденье. Дамы с трудом скрывали смущение. Надобно ли сказывать, в каком замешательстве была сама принцесса?