Тем временем прислужницы высокого ранга, собравшись в покоях Найси-но ками, обсуждали поклонников девушки. У каждой были свои подопечные, которых поражение они приняли весьма близко к сердцу.
— Вы и вообразить не можете, как жалок был Куродо-но сёсё, когда говорил: «Ведь и в жизни своей, и в смерти…» — сказала Тюдзё.
Госпожа Найси-но ками сочувствовала юноше, но его поведение казалось ей слишком дерзким. Вместо того чтобы довольствоваться младшей сестрой, которую она согласна была отдать ему только из уважения к его родителям, он, судя по всему, собирался помешать представлению старшей ко двору государя Рэйдзэй. А ведь покойный супруг неоднократно предупреждал ее, чтобы она ни в коем случае не отдавала старшую дочь простому подданному, каким бы высоким ни было его положение в мире. Увы, даже предложение государя Рэйдзэй не позволяло ей рассчитывать на блестящее будущее.
Тут принесли письмо от Куродо-но сёсё, и дамы прочли его, сочувственно вздыхая. Но вот что ему ответила Найси-но ками:
«Сегодня впервые Поняла я, что, взор свой притворно К небесам устремив, Ты на самом деле давно уже Отдал свое сердце цветам».— Неужели вам не жаль его? Этот шутливый тон.. — попеняли ей дамы, но она не захотела ничего менять.
На Девятый день старшая дочь Найси-но ками была представлена ко двору государя Рэйдзэй.
Правый министр лично позаботился о каретах и свите. Госпожа с Третьей линии чувствовала себя обиженной, но, не желая разрывать отношения, налаженные ради сына после долгих лет взаимного отчуждения, тоже прислала дары — множество прекрасных нарядов для дам.
«Последнее время я не отходила от одного из своих сыновей, которого состояние настолько ухудшилось, что у нас были основания опасаться за его рассудок, — написала она Найси-но ками. — Поэтому я не успела подробно разузнать о Ваших нуждах. Впрочем, Вы и сами не соблаговолили известить меня…»
Тон письма был спокойный, но содержался в нем некий намек, заставивший Найси-но ками почувствовать себя виноватой. Письмо принесли и от министра:
«Я понимаю, что должен был лично навестить Вас, но как раз сейчас мне предписано воздержание, поэтому я посылаю Вам своих сыновей. Надеюсь, Вы не станете пренебрегать их услугами…»
Он прислал ей Гэн-сёсё, Хёэ-но сукэ и других.
«Смела ли я надеяться…» — подумала Найси-но ками, польщенная таким вниманием.
Адзэти-но дайнагон тоже прислал кареты для дам. Его нынешняя супруга, дочь покойного министра, которую называли когда-то Маки-басира, и по отцу, и по мужу была связана с Найси-но ками, но, как это ни странно, женщины почти не сообщались друг с другом. Только То-тюнагон, приехав по собственной охоте вместе с Тюдзё и Бэном, распоряжался церемонией. «Ах, был бы жив министр…» — то и дело сетовала Найси-но ками.
Куродо-но сёсё по обыкновению своему обратился за сочувствием к госпоже Тюдзё.
«Увы, я примирился с тем, что пришел конец моей жизни, и все же как это печально… Если бы я услыхал от нее хоть слово жалости, у меня достало бы сил задержаться в этом мире…»
Когда Тюдзё принесла это письмо в покои госпожи, она застала там обеих сестер, которые тихонько беседовали о чем-то с самым унылым видом. Девушки с детства были неразлучны и, даже дверцу между покоями считая досадной помехой, предпочитали проводить дни и ночи вместе то на западной половине, то на восточной. И вот они должны были расстаться!
Старшая сестра, принаряженная по случаю предстоящей церемонии, была прекраснее, чем когда-либо. Она вспоминала, какие надежды возлагал на нее отец, и было ей как-то особенно грустно. Кто знает, не потому ли она взяла письмо Куродо-но сёсё и прочла его? «К чему эти ужасные слова? — недоумевала она. — Рядом с ним и отец и мать, ему бы жить, не зная печали…» «Но вдруг он и в самом деле…» — подумала она в следующий миг и написала на том же листке бумаги:
«„Слово жалости“ — Но как узнать мне, к кому Его обращать Должна я в этом печальном, В этом непрочном мире?Прослышав о том, какие недобрые мысли преследуют Вас, я поняла, сколь безотраден мир…»
— Перепишите и передайте ему, — велела она Тюдзё, но та предпочла отдать листок, не переписывая. Куродо-но сёсё был вне себя от радости. Однако он тут же вспомнил, в какие мгновения были написаны эти строки, и разразился слезами. Разумеется, он не стал медлить с ответом:
«„О тебе, не о ком-то другом…“ (348) — пенял он девушке. —
Воле людей Жизнь и смерть неподвластны (385): Ужель суждено Мне из мира уйти, не услышав От тебя ни единого слова?