— Ах нет, не надо. Видите, я и так вся промокла.
Дайсё затрепетал, услыхав ее тихий, нежный голос. Он уже видел однажды Первую принцессу и был пленен ее красотой, хотя оба они были тогда совсем еще детьми. С тех пор он даже не слышал о ней и теперь спрашивал себя, каких богов и будд должен благодарить за столь счастливое стечение обстоятельств. Увы, не была ли эта встреча всего лишь новым испытанием?..
Перегородку же отодвинула одна из живущих в северной части флигеля прислужниц. Зачем-то выйдя, она забыла задвинуть ее и, вспомнив о том по прошествии некоторого времени, испугалась, что кто-нибудь заметит и ее станут бранить за небрежность. Желая исправить свой промах, она вернулась и — о ужас! Кто это? Взору ее представилась фигура облаченного в носи мужчины. Забыв, что и ее могут увидеть, она побежала прямо по галерее, и Дайсё, не желая оказаться застигнутым за столь легкомысленным занятием, поспешно спрятался. Дама была в ужасе. Незнакомец, несомненно, видел все, ведь даже занавесы были отодвинуты. Но кто он? Скорее всего один из сыновей Левого министра. Вряд ли сюда мог забраться посторонний. Как только об этом узнают, наверняка возникнет вопрос: «А кто оставил перегородку отодвинутой?» Странно, что дамы не заметили его приближения. Впрочем, в платье из легкого шелка можно подойти так тихо, что никто и не услышит.
Дайсё тоже долго не мог успокоиться. «Сколь чисты были мои помышления в юности! — думал он. — Но, раз свернув с праведного пути, я погряз в мирской тщете и с тех пор не знаю ничего, кроме горестей. О, почему я не отвернулся от мира еще тогда? Жил бы теперь где-нибудь в горной глуши, и недостойные чувства не смущали бы моего сердца». И все же мысли его то и дело устремлялись к Первой принцессе. «Все эти годы я мечтал увидеть ее, и что же? Теперь мне еще тяжелее. Уж лучше бы…»
На следующее утро Дайсё внимательнее обычного вглядывался в прекрасное лицо своей супруги. «Неужели та еще красивее? — думал он. — Впрочем, они совсем не похожи. В Первой принцессе столько благородства и столько изящества. Ах, как хороша была она вчера! Но, может быть, это простая игра воображения?..»
— Сегодня очень жарко, — говорит он, обращаясь к супруге. — Почему бы вам не надеть более легкое платье? К тому же необычное одеяние сообщает женщине особую прелесть. Пойдите в покои Третьей принцессы, — приказывает он одной из дам, — попросите, чтобы Дайни сшила и принесла сюда платье из тонкого шелка.
Дамы одобрительно кивают. «Красота госпожи в самом расцвете, — очевидно, думают они. — Когда и любоваться ею, как не теперь?».
Как обычно, Дайсё удалился для свершения молитв на свою половину. Когда же днем он снова пришел к супруге, платье, о котором шла речь утром, висело, перекинутое через планку занавеса.
— Почему же вы его не надеваете? — спросил он. — Дам в покоях немного, так что даже если оно немного просвечивает…
И Дайсё сам помог супруге переодеться.
Хакама у нее были алые, такие же, как у сестры, а волосы столь же густы и прекрасны, но в целом сходство было невелико. Попросив, чтобы принесли лед, Дайсё поручил дамам наколоть его, затем предложил один кусок супруге и с любопытством взглянул на нее. «Я слышал, что был человек, целыми днями смотревший на портрет любимой,[71]— подумал он, — но не лучше ли иметь перед собой такое утешение? О, когда б и вчера я мог вот так же, без всяких церемоний…» И неожиданно для самого себя Дайсё вздохнул.
— Вы часто пишете Первой принцессе? — спрашивает он супругу.
— Когда я жила во Дворце, я писала ей довольно часто, — отвечает она. — Так мне велел Государь. Но теперь… Я и не помню, когда мы обменивались письмами в последний раз.
— Мне не хочется думать, что Первая принцесса перестала писать вам потому, что не одобряет вашего союза с простым подданным. Я скажу Государыне, что вы на нее в обиде.