Да, эту женщину истинно никто не знал, но она была так прекрасна, что все только и помышляли о том, как бы помочь ей. Иногда она открывала глаза, и слезы бежали из них неудержимым потоком.
— Сжальтесь надо мной! — просила тогда монахиня. — Несомненно, сам Будда привел вас сюда, чтобы вы заменили мне мое горячо любимое дитя. Неужели и вы уйдете? О, лучше б мне никогда не видеть вас! Я уверена, что мы были связаны еще в прошлом рождении. Ну скажите же хоть слово!
— Для чего мне жить? — услыхала она наконец еле внятный шепот. — Я слишком ничтожна, слишком несчастна. Не говорите обо мне никому, а когда наступит ночь — бросьте меня в реку.
— О, как я рада, что слышу наконец ваш голос! Но что за ужасные вещи вы говорите? И зачем? Скажите же, что привело вас сюда?
Однако женщина не отвечала. Монахиня внимательно осмотрела ее, желая убедиться, нет ли каких ран у нее на теле, но ничего не нашла. Печально вздыхая, любовалась она этим прелестным существом, и постепенно в душу ее тоже начали закрадываться сомнения: «Уж не оборотень ли это, явившийся, чтобы смутить мой покой?»
Дня два или три оставались они в этой уединенной обители, вознося молитвы и свершая обряды, призванные облегчить состояние обеих больных, и самые темные предчувствия рождались в их сердцах.
Среди местных жителей нашлось немало людей, некогда прислуживавших Содзу. Узнав о том, что он изволит пребывать в обители Удзи, они явились засвидетельствовать ему свое почтение. И вот что они рассказали:
— Ах, какое случилось несчастье! Внезапно скончалась младшая дочь Восьмого принца, которой покровительствовал господин Дайсё. Никакой болезни у нее как будто не было, и все же…
— Потому-то мы и не заходили вчера. Пришлось принимать участие в погребальных церемониях.
«Может, какой-нибудь демон похитил душу умершей и принес к нам?» — подумал Содзу. Недаром что-то странное виделось ему в этой женщине, она словно не принадлежала этому миру.
— А ведь и в самом деле, вчера вечером мы видели огонь в горах, — заговорили прислужницы. — Но, пожалуй, он был недостаточно ярок для погребального костра…
— Устроители, как видно, решили обойтись без всякой пышности, — объяснили пришедшие, — многих обрядов вообще не было.
Рассудив, что они наверняка соприкоснулись со скверной, их даже не впустили в дом.
— Но ведь дочь Восьмого принца, которой был увлечен господин Дайсё, давно скончалась. Кого же они имеют в виду? — недоумевали прислужницы.
— Да и вряд ли он способен пренебрегать своей супругой. При его благонравии…
Тем временем здоровье старой монахини приметно укрепилось, а как нужное им направление уже не было под запретом, паломники собрались в дорогу, не желая задерживаться в столь мрачном месте.
— Но эта особа все еще очень слаба. А путь предстоит неблизкий… — возражали некоторые прислужницы. — По силам ли ей дорожные тяготы?
Приготовили две кареты: в одну села старая монахиня с двумя прислужницами, во вторую осторожно положили больную женщину. С ней помимо младшей монахини поехала еще одна прислужница. Ехали чрезвычайно медленно, то и дело давая больным целебный отвар. Монахини жили в местечке под названием Оно у подножия горы Хиэ, и путь туда был неблизкий.
— Жаль, что мы не подумали о ночлеге, — сетовали женщины. Было уже совсем поздно, когда они добрались наконец до Оно. Содзу помог выйти матери, сестра же его позаботилась о незнакомке.
«Увы, все старики обременены недугами, — думала старая монахиня, — и все же…» Изнуренная дальней дорогой, она снова почувствовала себя плохо, но довольно быстро оправилась, и Содзу возвратился в горную обитель.
Лицам монашеского звания не полагается давать приют подобным особам, поэтому Содзу постарался сохранить случившееся с ними в тайне. Его сестра тоже велела своим прислужницам молчать, заранее трепеща от страха при мысли, что кто-нибудь приедет к ним и будет расспрашивать о женщине. «Как оказалась она среди жалких бедняков? — гадала монахиня. — Может быть, заболела по дороге в храм и была оставлена злой мачехой?»
«Бросьте меня в реку!» — твердила несчастная, и больше от нее нельзя было добиться ни слова. Монахиня места себе не находила от беспокойства, только о том и помышляя, как бы побыстрее вернуть незнакомку к жизни. Но та лежала в постоянном забытьи, равнодушная ко всему на свете, и, казалось, надеяться больше не на что. Но разве могла монахиня оставить больную без помощи? К тому же этот странный сон… Рассказав о нем Адзари, который с самого начала произносил молитвы у изголовья больной, она попросила его возжечь в покоях мак, дабы преградить путь злым духам.