— Пожалуй, — согласился первый. — Это я к тому, что тута полная безопасность, а тама, — он указал на невидимый хутор — могет всякое случиться.
— Спасибо за совет, старики. Езжайте. Мы тут сами решим, как лучше, — сказал Дундич, жестом провожая встречных. И, как только сани скрылись за ближайшим поворотом, предложил: — Не пойдем целиной. Коней жалко. Они нам еще пригодятся.
Санный след шел вдоль негустой кленово-тополевой поросли параллельно железной дороге. Воздух, угретый солнцем, всей тяжестью наваливался на ветки деревьев, и они с легким шорохом сбрасывали с себя потертые папахи снега. В оттепели чувствовалось приближение весны. Как там по ночам ни злобствует мороз, а солнышко знай делает свое дело, пригревает исподволь, слизывает с голых лысин пригорков снежный покров, подтачивает бурые шапки на крышах домов, сараев, на стожках.
И это приближение весны всегда вызывает в сердце солдата щемящую тоску — по родному дому, по полю, на котором скоро можно проложить борозду, проборонить жирную землицу и кинуть щедрую горсть семян. А тут еще лошадь, учуяв весеннюю могуту, длинно, заливисто заржет. И ее еще пуще бережет и холит конник. Она — связующая ниточка с домом, семьей. Хотя там, может, давно потеряли веру на встречу с сыном, мужем, суженым… Но до мирного весеннего поля еще было ой как далеко.
Впереди замаячили всадники. Было их не больше отделения. Дундич приостановил Мишку, еще раз предупредил подтянувшихся товарищей:
— Если есть большой чин, берем его и уходим. Если нет, следуем до штаба.
Не доезжая до разведчиков с полсотни метров, разъезд белых потребовал остановиться. Дундич поднял руку. Его группа остановилась. И только они с Негошем продолжали идти на сближение.
— Кто такие? — надрывно крикнул совсем молодой, чем-то похожий на Шпитального отделенный.
— От полковника Григорьева к его превосходительству, — поднявшись на стременах, ответил Дундич.
— Один езжай, — приказал отделенный.
Иван распахнул бурку так, чтобы был виден кавказский мундир с поблескивающими серебряными газырями. Он был уверен, что его одежда если не станет пропуском, то заставит с уважением относиться к хозяину. Он давно изучил повадки белых. Перед офицерами с высоким званием они лебезили, а с низшими чинами не считались.
И на этот раз осечки не произошло. Отделенный с двумя желтыми лычками на красных погонах сразу признал в подъехавшем большой чин.
— Вы извиняйте нас за предосторожность, — проговорил парень, — но сами понимаете: идете вы с не нашей стороны.
— Вчера ночью услыхали выстрелы в Качалинской, — не обращая внимания на смятение командира конного разъезда, сказал Дундич. — Полковник послал узнать, что случилось, а вы, оказывается, уже оставили станицу. Могли бы гонца прислать. Помогли бы. Проверяй документы, и поехали в штаб, — протянул он отделенному книжицу.
Читали и комментировали строчки гуртом.
— Из добровольцев, значица.
— Говорил: не русский.
— Лека Думбаев. Из чечен, должно.
— Уже есаул.
Дундич спросил:
— Говорят, у вас в бригаде служат мои земляки? Хотелось бы встретиться с кунаками.
Командир разъезда возвратил удостоверение. Еще раз попросил извинить за строгость и сказал, чтоб ехали прямо до станицы, а там возле церкви находится штаб. Но генерала нет: он отбыл еще утром в Арчеду на свидание с Мамонтовым. За него полковник Голощеков.
— А насчет земляков вам не повезло, ваше благородие, — посочувствовал казак Дундичу, когда разъезжались, — они в личной охране генерала, уехали вместе с ним. Может, какой хворый или раненый попадет…
В Иловлинской на конную группу никто не обратил внимания. Наверное, подумали, что это охрана его превосходительства. Не спрашивая дорогу к штабу (церковь была видна с самой околицы), группа Дундича миновала улицу, запруженную подводами, санями, пулеметными тачанками, бесцельно блуждающими солдатами. Нигде не было заметно подготовки к наступлению. Даже зачехленные орудия и прикрытые брезентом ящики со снарядами, казалось, не сулят никому никакой угрозы. Не укрылось от взора разведчиков праздничное убранство торговых лавок, длинной, как казарма, одноэтажной школы и церковной ограды. Разноцветные ленты, сосновые ветки, жиденькие кустики вербы, хитросплетения из соломы, отдаленно напоминающие огородных пугал, попадались довольно часто.
— Что за праздник у кадетов? — спросил Дундич Шпитального.
— Должно, начальство высокое встречают, — неопределенно ответил ординарец.