Следующим летом Роза приехала на каникулы, а наш брат Валера уже служил в армии. Она опять с девчонками ездила в лес за ягодами, и меня тоже несколько раз брала с собой. В лесу я баловался с девчонками, тискал их дружески. За год я хорошо подрос, и к окончанию восьмого класса был в строю третий от начала, то есть Зину ростом догнал, а Нинку даже перерос. Веснушки тоже стали немного пропадать, стали не так заметны.
Как-то, балуясь в лесу, мы оказались с Зиной одни. Борясь и держа за ладони, я «завалил» её на траву, под себя. У нас лица оказались нос в нос, Зина закрыла глаза и замерла. Я, конечно же догадался, чего она ждёт, но поцеловать её так и не осмелился, хотя мне этого и очень хотелось.
В начале августа, в сходку, у нас в семье произошло большое несчастье; «посадили» отца, и мы остались с матерью одни. Моя мать очень любила и жалела всех людей, даже нищих и цыган. Отец даже неоднократно бил её за то, что она, подавая милостыню, совала им мясо и яйца, а не хлеб и лук, как остальные соседи подавали. Ей «чиганят» было жалко, которые всегда толпами ходили с матерями сбирать, мал мала меньше.
В общем, девчонки теперь «торчали» у нас постоянно. У Зины был маленький брат Санька, на девять лет моложе нас, и её всегда заставляли с ним водиться. Так Зина с ним гуляла у нас целыми днями в выходные и каникулы, когда начался учебный год.
ГЛАВА 7
Кровь оскверняет землю, и земля не иначе очищается от пролитой крови, как кровью пролившего её.
Во время празднования сходки у нас в гостях были родственники и друзья родителей. Естественно, были в гостях Никита Петрович с тётей Катей и Степаныч с бабой Клавой. Отец увидел в окно проходящего мимо нашего дома Василия Ивановича Мишина и через окно пригласил его зайти к праздничному столу, что тот и сделал.
А два или три года назад, тоже в сходку, у отца с Мишиным произошёл инцидент. Мои родители были в гостях у своих друзей Капустиных, живущих на нашей улице по соседству. Семья Капустиных не имела детей, дядя Паша инвалид ВОв, а жена у него, Анна Васильевна, была молодая, довольно красивая женщина, лет сорока пяти. Она была любовницей моего отца. Мать никогда не ревновала отца к любовницам, которых у него по жизни было много. Отец, видимо, был сильно сексуальным мужчиной, а матери «этого» было не надо. «Однако ко мне не пристаёт», — отвечала она «доброжелателям», сообщающим ей о похождениях мужа.
Оказывается, Анна Васильевна была любовницей и у Мишина. В то время моему отцу был шестьдесят один год, а Василию Ивановичу лет сорок-сорок пять. Мишин был молодой, перспективный коммунист, бывший председатель поселкового совета. Он был выдвинут партией на должность начальника приёмного пункта картофеля на нашей железнодорожной станции. Василий Иванович занимался приёмкой от колхозов и населения картошки и отправкой её во все концы Союза, то есть находился у денежной «кормушки». Это был, по теперешним временам, «новый русский», Василий Иванович денег имел (от списания процентов на землю и гниль) «немерено».
Его племянник, а мой одноклассник и друг Саня Соболев, знал, что деньги Мишины хранят в матраце без счёта. Саня «потягивал» оттуда то червонец, то четвертак, которые мы с ним проедали на сладостях и покупали дорогие, интересные игрушки. Также мы с ним неоднократно ездили в соседний районный город в краеведческий музей.
Так вот, в то же время к Капустиным зашёл Василий Иванович, и Анна Васильевна стала уделять внимание только ему. Пьяному отцу это сильно не понравилось, и он, вызвав на улицу Анну Васильевну, в порыве ревности ударил её. Мишин тоже вышел за хозяйкой, и, увидев это, ударил отца, да так, что тот отлетел к поленнице дров. Отец, поднявшись с земли, схватил полено и бросился на обидчика, ибо без полена справиться с молодым, здоровым мужиком ему было не под силу. Но Василий Иванович выхватил полено у пьяного старика и стал им варварски избивать отца по голове, от чего тот потерял сознание.
Отца на одеяле отнесли в больницу, где ему наложили более четырёх десятков швов (голова была пробита в восьми местах) и с тяжёлым сотрясением мозга оставили в больнице. Это, конечно же, очень обидело ветерана финской кампании и отечественной войны, дважды тяжело контуженного и неоднократно раненного, инвалида ВОв второй группы.
Но в милицию отец обращаться не стал, а всё ждал, когда Василий Иванович извинится перед ним и поставит «мировую». Отец считал, что они оба были в этом случае не правы. Время шло, но Мишин с «мировой» не приходил, несмотря на передаваемые ему «поклоны». Василий Иванович, оказывается, был очень амбициозный человек и «повиниться» за содеянное никак не хотел.
Помню, как отец, угощая моего старшего брата с его друзьями, работающими и живущими вместе с ним в нашем областном городе после окончания училища, просил отомстить Мишину за полученные побои. Просил просто дать «рвань» и ничуть не больше. Молодёжь, выпив, начинала перед стариком фантазировать, «как они его». А Витька Топоров, лучший друг Валеры, «трепал», как даст Мишину головой в «морду». Он, видимо, хорошо умел драться головой. Но дальше слов за столом это у них не уходило. Я по сегодняшний день не смогу простить это брату и подспудно считаю его виновным в этой трагедии.
И в этот злополучный день отец пригласил Василия Ивановича в дом, именно дожидаясь от него извинений. Но Мишин, выпив налитую ему стопку, за столом с отцовскими гостями демонстративно сказал, что виноватым себя ни в чём не считает и извиняться не будет. Этого оскорбления отец вытерпеть уже никак не смог, он достал из шифоньера финский нож, трофей с войны, а он и в Отечественную войну был на Ленинградском фронте, то есть воевал с финнами.
Отец во время финской кампании попал в окружение, но сумел вырваться из него, выведя с собой двадцать три человека, за что был награждён медалью «За отвагу». А на Великой Отечественной войне он был снайпером, боролся с «кукушками» в финских лесах, за что неоднократно отмечался командованием (я сам читал в фронтовых газетах того времени об его отличиях на фронте). Отец также был награждён орденом «Отечественная воина второй степени», многими медалями.
Одним ударом ножа отец отправил зарвавшегося, самонадеянного коммуниста на «тот свет». Наверное, отцу вспомнилось, как они ночью ножами вырезали спящих финнов в блиндаже, которые держали их голодными под обстрелом в окружении несколько дней. И как потом они убегали по лесу под шквальным огнём опомнившихся врагов. Его шинель напоминала решето от разрывных пуль после этого прорыва.
Однако отцу «дали» десять лет «усиленного» режима, несмотря на его заслуги перед Родиной и его вторую группу военной инвалидности. Конечно, как можно было дать меньше, если тут покушение на советскую власть, можно сказать? Отец отбыл на «зоне» в нашей области почти семь лет и досрочно был освобожден.
Я всю жизнь осуждал отца за этот поступок. Во-первых, он сделал сиротами трёх дочерей Василия Ивановича, пусть даже и обеспеченных, с большими, наворованными Мишиным деньгами. А с младшей из них я был хорошо знаком. Мы частенько играли с Саней Соболевым и его родной и двоюродной сёстрой Мишиной в карты «трыну» на деньги (мелочь), порой до полуночи. Во-вторых, он сделал нам с матерью очень плохо, оставив нас без средств существования. Мать получала тогда двенадцать рублей пенсии по колхозной инвалидности.
А самое главное, конечно же, то, что мне долгое время было стыдно выйти из дома на улицу. Мне казалось, что все смотрят на меня и показывают на меня пальцем. А как стыдно мне было идти в школу, один Бог знает. Ведь мы с Саней Соболевым были большими друзьями и сидели с первого класса на одной парте.