— Не надо! — Макар Никитович проталкивал кочергой бумаги в огонь. Потом достал из кошелька кусочек металла:
— Это мне дороже платины.
Дышло посмотрел на слиток.
— Сталь из первой рекордной плавки 14 октября тридцать шестого года, — пояснил Мазай…
— Папа, машина подъехала! — крикнула Ида, сидевшая у окна.
Распахнулась дверь, и в комнату ворвались немецкие автоматчики. Макар вскочил, сжал кулаки. Испуганно прижались друг к другу ребятишки. Бледней бумаги стало лицо Марфы. Мазая схватили за руки, привязали к стулу. В дверях застыли полицай Кравцов и переводчик.
— Где оружие? — крикнул появившийся в дверях Шаллерт. С ним приехали Фогель, Кюкке и Гофман.
«Ну и ну, — пронеслось в голове Макара, увидевшего фашистские мундиры, — сколько начальства явилось…»
Гестаповцы загнали в угол родных Марфы Дмитриевны и ее с детьми, приказав стоять неподвижно.
— Начнете сопротивляться, откроем огонь по женщинам и детям, — предупредил офицер Макара Никитовича.
Кюкке заглянул в печку:
— Скорее выгребайте бумаги!
Наполовину сгоревшие рукописи положили на стол, и Шаллерт начал было их просматривать. Но вскоре махнул рукой и приказал все свалить в мешки и погрузить в машину.
Гитлеровцы обыскали женщин и детей, ощупали их одежду, перетрясли постели.
После того как перерыли содержимое шкафов и сундуков, Шаллерт распорядился содрать со стен обои — нет ли где-нибудь тайников.
— Осмотреть двор, сад, огород и, если земляной покров вызовет подозрение, рыть, искать оружие, — скомандовал Шаллерт и стал задавать вопросы Марфе Дмитриевне:
— Сколько у вас детей? В чьем доме живете?
Женщина молчала, окаменев от горя и ужаса. За нее отвечал Иван Кравцов.
Гестаповцы вошли в комнату и доложили Шаллерту, что прошли по селу и допросили население. Жители Талаковки утверждали как один, что Мазай ни с кем в селе не встречался и никто к нему не приходил.
— Подозрительное единодушие, — пробурчал Шаллерт.
В двух домах полицейские произвели обыск, обнаружили небольшой радиоприемник и «недозволенную» литературу. Книги тут же сожгли, владельца радиоприемника арестовали.
Шаллерт приказал продолжать наблюдение за домом и произвести обыск в остальных домах села. Затем шеф полиции поднял руку, автоматчики приготовились к выходу.
Мазая провели сквозь строй гитлеровцев и посадили в машину с тремя конвоирами. Впереди и сзади шла мотоохрана.
Со слезами на глазах смотрела Марфа Дмитриевна вслед удаляющимся машинам.
А потом не выдержала и закричала во весь голос…
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Допросы. — «От имени всемирной империи». — Точный адрес
Документы. Бесстрастный язык протоколов, справок, сводок, донесений… Чужие, равнодушные руки писали эти страницы. Тем сильнее их воздействие на читающего, тем ярче видится подвиг советских патриотов, которые и в застенках гестапо не теряли мужества и уверенности в нашей скорой победе.
Стенограммы допросов Макара Никитовича Мазая рассказывают нам сегодня, что знаменитый сталевар до последнего вздоха оставался верен своему Отечеству — Стране Советов.
В гестапо Мазая еще раз тщательно обыскали и заперли в одиночной камере.
Утром трое конвойных повели Макара в кабинет шефа полиции.
На столе перед обер-лейтенантом Шаллертом лежали папки с материалами о жизни знаменитого сталевара. Здесь были книги Мазая, вырезки из газет, журналов с его выступлениями, статьями и очерками о нем, груда всякого рода документов.
Рядом с Шаллертом сидел секретарь-переводчик.
— Теперь у нас с вами есть возможность познакомиться поближе, — начал шеф полиции. — Господин Каркерт, — кивнул он на секретаря, — изучил эти материалы и поможет вам, если понадобится, вспомнить все, что потребуется в ходе наших бесед. Он же стенографирует наши разговоры. Но сначала выполним официальный обряд. Прошу ответить, действительно ли вы Макар Мазай, родившийся в девятьсот десятом году?
Мазай молчал.
— Поскольку вы не решаетесь говорить, продолжим официальную часть. — Шаллерт нажал кнопку и махнул рукой показавшемуся в дверях гестаповцу.
В кабинет вошел Дьяченко.
— Кто этот человек? — Шаллерт указал на Мазая.
— Макар Никитич Мазай, — ответил Дьяченко, вытянувшись перед шефом полиции. — Могу хоть на Библии присягнуть, это действительно он! Самый главный в СССР сталевар. У него орден, автомашина наркомовская. Он окончил в Москве академию…
По знаку Шаллерта Дьяченко вышел, и шеф полиции снова вежливо обратился к Мазаю: