Это снова был он, лукавый мой Микки. Только кораблём на сей раз ему послужили лыжи. Лыжи моего недавно утонувшего двоюродного брата. Красные деревянные лыжи с креплениями на грубых чёрных резинках. Особые ботинки для таких лыж не нужны. Если у тебя есть такие лыжи, то для катанья на них подойдут даже самые дурацкие валенки. В этих валенках я и катался по нашему дурацкому же двору.
Я был только-только после больницы, где целых полгода находился буквально на грани жизни и смерти. Я довольно невнятно катился по периметру нашего двора, а мама топала за мной прямо в сапогах по сугробам. И у неё была какая-то ну просто о-очень круглая шапка! Практически её голова была всунута в довольно крупный меховой шар. И мы ходили кормить воробьёв…
Или ворон. Голубей мы почти никогда не кормили. Мама их не любила. И её нелюбовь к голубям передалась и мне. Не люблю голубей. Тупые, грязные, нелепые твари — вот всё, что могу я о них сказать, предварительно положа руку на сердце.
А однажды мы пошли кормить ворон, а их не было… Они куда-то делись. Тут уж даже и голубям тоже немного досталось. Не тащить же обратно пакет чёрствых крошек!..
— А что за три раза-то? — вдруг спросил меня Микки-Маус.
— А ты сейчас Ты или Я? — надоумил меня задать такой встречный вопрос только заступивший на дежурство Внутренний Пилот-43, — От этого будет зависеть стиль моего рассказа. — поспешил пояснить я причину столь невежливого своего поведения (невежливого, по крайней мере для периодов, когда за штурвалом Корабля-Меня дежурят пилоты 42, 36, 9 и 18).
— Это ты уже сам решай! — предложил Микки-Маус, — Но только я уж тоже должен тебя предупредить, что времени на выслушиванье уж прям целого, как ты говоришь, рассказа, уж во всяком случае, сегодня, у меня, честно признаться, нет.
С одной стороны, желание что-либо говорить пропало у меня тут же. Во всяком случае, большинство дежурных пилотов советуют реагировать на подобный тон общения именно так. Но есть среди них ряд лиц (таковы, например, пилоты № 8, 44, 26 и даже, кажется, 35), приверженных, кстати сказать, Традиционной Человеческой Культуре и её моральным ценностям чуть более остальных, что рекомендуют в таких ситуациях придерживаться несколько иной модели встречного поведения.
В своих рекомендациях они, вероятно, исходят из допущения, почти неимеющего, кстати, в сегодняшнем мире сторонников, что всё, что мы в первый момент интерпретируем как плохое и враждебное, на самом деле, при ближайшем рассмотрении, не только не является таковым, но и в довольно частых случаях оказывается прямо противоположным: то есть Зло оказывается Добром, Ложь — Правдой, Чёрное — Белым, Сложное — Простым и Естественным, а то, что на первый взгляд кажется бесполезным, впоследствии оборачивается чем-то совершенно незаменимым.
Они (пилоты № 8, 17, 26, 35 и так далее) объясняют такое свойство зеркального перехода качеств отрицанием дуалистической природы людского «я». Напротив, утверждают они, то, что сейчас принято называть «Я» — есть, в лучшем случае, только вектор развития, определяемый некой Финальной Целью, к каковой «Я» стремится, но которой само по себе не является, что, в общем-то, и логично, поскольку откуда бы тогда взялось само Стремление, если бы Цель и так находилась внутри?..
Поэтому-то пилоты 8, 44, 53 и им подобные советуют Любому Человеческому Существу, хотя бы в порядке бреда, допускать мысль, что наши собственные чувства и себялюбивые устремления возможно и не являются мерою всех вещей, и то, что мы рефлекторно (а всё, что рефлекторно — по самой природе своей, досталось нам от Животного Мира) воспринимаем как повод обидеться или перейти в нападение, зачастую является всего лишь воочию явленной нам необходимостью к Изменению; утраты того, что мы считали своим «Я» по ошибке или по молодости лет и отсутствию опыта ради обретения Себя Настоящих.
Но… пилотов, что видят мир таким образом, в наше время немного. И их плохо слышат. Не то, чтоб они говорят слишком тихо. Напротив, они говорят весомо, чётко и ясно — но всё это тонет в гуле нечленораздельных звукоподражательных выкриков остальных, смысл невнятного гомона коих, если прислушаться, не сводится ни к чему иному, как к отрицанию существования Микки-Мауса вовсе и любви к купанию в дерьме собственных похотливых импульсов, доставшихся нам, как я уже говорил, от наших меньших братьев.
Пилот-71 сказал мне: «Если ты сейчас отвернёшься от Микки-Мауса только потому, что у него нет и пяти минут на выслушивание твоего, по сути дела, нытья, в будущем ты не найдёшь никого, кто готов бы был слушать тебя даже пару мгновений!»