Глава 8
О том, как завалить хача
Торвальд замахал руками, точно хотел перекреститься, но вовремя спохватился:
— Прыгай ты, чего я? Почему всегда я первый прыгаю? Почему не Фугас?
Единственное, на что мог прыгнуть Фугас без вреда для себя — это батут. Дистрофик только печально развел руками-плетьми:
— Пусть Козлик прыгает, он самый прыткий.
Я чувствую себя Хиросимой и готов взорваться. Но Алекс не дает мне разразиться бранью и обращается к Тору:
— Потому что ты самый здоровый. В тебе под два метра росту. Ты же ещё боксом занимался, а?
— А вы чего, сцыте? Пусть Козлик прыгает!
— Не называй меня так, — ору я, — иначе на тебя прыгну!
— Га-га, — ржёт Фугас, — он что, баба, чтобы ты на него прыгал?
Хач, уверенно шедший впереди, обернулся и смерил нас презрительным взглядом, а затем беспечно возобновил свой путь. Одно дело налететь на хача в глухом лесу, когда свидетели нападения лишь ухающие на ветках лешие. Совсем другое — догнать оккупанта на улице покорённого города и, свалив в грязь, поднять чурбана на нож. В таких случаях больше боятся прохожих и камер, чем жертву. Торвальд взвыл, как Фенрир на цепи:
— Да это же всего лишь хач!
Надо заметить, что это не был всего лишь хач. Это был элитный хач. Мы заприметили его выходящим из модного стеклянного бутика, торговавшего навозом и шелком, и тут же пристроились в хвост. На уроженце юга — модная кожаная курточка, блестящая чернявым, как его волосы, цветом. Нет ничего более раздражающего в мире, чем такая куртка. Глаза модника скрывали огромные солнцезащитные очки, будто он ограбил какую-то тупую пизду. Это был тот самый сорт хачей, что в девяноста девяти процентах и культивирует в обществе шовинистические настроения.
— Свалит ведь, гад! — волнуется Фугас, и тут же догадался решить проблему нападения радикально. Считалочкой, — На золотом крыльце сидели: царь царевич, король королевич...
К сожалению, воспользоваться считалочкой так и не удалось, потому что наглый хач сел в такую дорогую машину, что её немедленно хочется сжечь или, следуя извращенным мыслям Фугаса, уничтожить: 'Засунув шашку динамита в выхлопную трубу'.
— Упустили, — со злостью сплюнул Алекс, когда автомобиль завьюжил мусорную улицу, — и что теперь?
— Можно пойти грабить школьников, — нацистский анорексик взглянул на часы, — сейчас как раз домой уходит вторая смена.
Тор, по-азиатски сощуря арийские глаза, сказал:
— Вон там новый хач идёт.
На сей раз хач действительно оказался всего лишь хачем. Невысокий, сгорбленный и лебезящий, как кусок кала, как либеральный демократ или пьянь, клянчащая на водку, он семенил в глубь дворов. Мы быстро нагоняли его по гравийной дорожке, ведущей к мосту через чернявую лесопарковую речку.
— Ну, кто на этого? — спросил Алекс, — есть желающие?
— Открытое место, надо подождать, — ответил Торвальд, — русского быдла много.
Тор мог бы в одиночку справиться с десятком таких Фарходов, будь он даже Анечкой. Смуглый человечек был таким тщедушным, что напоминал использованный клочок туалетной бумаги. А быдло вмешалось бы в потасовку, только если бы там давали водку.
— Да вы что, совсем? — заорал Алексей, — вы, блин, совсем уже? Элита блядская! Смотрите, как это делается.
Он дал волю ногам и когда инородное тело, подобное вирусу в кровеносной системе, дошло до середины хлюпкого моста, Алекс крикнул:
— Эй, уважаемый, постойте.
Затравленный человечек оглянулся лишь для того, чтобы увидеть, как его схватили мощные руки. Алекс легко перекинул тело через перила, и оно, кувыркнувшись, зацепилось о ветви едва распустившегося клёна. Несчастный, пародируя спортсмена по прыжкам в воду, вошёл головой вниз в мутный поток. Это было настоящее падение чёрного ястреба. На поверхности сизой воды всплыл чёрный человеческий горб.
Когда довольный собой Алекс возвратился назад, Тор встретил его руганью:
— Надо было деньги забрать! И паспорт!
Глава 9
Автономный хардбасист
Я прочитал в какой-то военной книжке, что без наличия резервов можно выиграть битву, но нельзя победить в войне. Тухачевский, нависая над Варшавой, проиграл из-за того, что в критический момент под его рукой не оказалось стратегических резервов. Спустя двадцать лет, в огненный сорок первый, германские танки завязли в месиве из резервистских кишок. Структура, которая вовремя не может восполнять неизбежные боевые потери, рано или поздно разваливается.