Только сейчас она с ужасом осознала, что не знает ни домашнего адреса Ксюши, ни её фамилии. Что-то такое мелькало в кабинете врача, в карточке: Ксюша всегда шла после Даши на приём и на процедуры; что-то такое, связанное с Прибалтикой, со светом, мягкое.
Ланис?
Ксения Ла-нис…?
На следующий день после Рождества, Даша собрала всё необходимое, и Артём привёз её в онкологический центр.
Спустя три часа, она уже лежала в палате и смотрела, как ярко-рубиновая жидкость в бутылочке вздрагивает, окрашивая тошнотворно-жёлтые стены палаты в нежные оттенки алого.
Док-со-ру-би-цин…
Красота какая. Зловещая…
Вспомнился недавний сон, будто она бродит по огромному, безлюдному городу. Дома – не дома – какие-то узкие, остроконечные башенки, с тёмно-серыми, а кое-где и чёрными оконечностями.
Тихо в городе, и только эхо чьих-то шагов гуляет по переулкам и улочкам, то догоняя её, то забегая вперёд и прячась в подъездах домов. Прислушавшись, она поняла, что это: где-то капала вода. Монотонно, размеренно, капля за каплей.
Ни людей, ни птиц, ни собак, ни кошек.
И деревьев тоже не было в этом странном городе, и цветов…
Она крикнула: «Кто-нибудь слышит меня?! Отзовитесь… Где я?»
И странное эхо ответило. В размеренной монотонности возникли сбои, и небо над городом окрасилось в зловещий, ярко-рубиновый цвет: «До-ксо-ру-би-цин…».
В дверь палаты постучали, и Даша с радостью увидела улыбающееся лицо сына.
– Ну как ты, ма? Я тебе тут яблоки принёс и сок. У меня ещё две пары сегодня – это «окно» – вот я и рванул к тебе. Да, и вот ещё что.
Он протянул Даше картинку: узкие, остроконечные башенки, серые дома… Город из её сна!
– Что это, сынок? Откуда…
– Это кристаллы одного лекарства от рака, мам. Здорово, да?! Словно город старинный. Ребята распечатали – в интернете нашли…
– А как называется лекарство?
– Сейчас. У меня записано… Доксорубицин. Ну пока, мам, мне пора.
Он поцеловал Дашу и убежал.
Зазвонил мобильный: на дисплее высветился номер Ксении.
– Ну, наконец-то, – давай, рассказывай, в каких мирах обитаешь, в каких галактиках? Не докричаться до тебя, не дозвониться! Ксюш, я соскучилась ужасно…
– Даша, здравствуйте, это Женя. Помните меня?
– Конечно, помню. Здравствуй, Женечка. Куда вы запропастились? Я и перед Новым годом звонила и после… Как там мама?
– Мама умерла… За два часа до Нового года.
Внутри что-то оборвалось…
Сердце рвануло с места так, что в висках моментально застучали десятки маленьких, бешеных сердец. Даша почувствовала себя маленькой, брошенной, одинокой и абсолютно беспомощной.
– …Почему же вы не позвонили… не сказали ничего… почему…
Она даже и не пыталась вытирать слёзы – катятся – ну и пусть себе.
– Так мама решила – боялась, что вы сорвётесь и от курса лечения откажетесь. Она ведь болела давно и прошла через то же, что и вы, только не один раз. Шесть курсов химиотерапии… Шесть… а до этого операция, лучевая терапия…
– Так она же вместе со мной лучевую делала. Говорила, что всё нормально, всё обошлось… Что поживём ещё.
– Это был второй курс. Он же и последний… Первый был пять лет назад.
– А её роскошные волосы, которым я так завидовала, идиотка…. – Даша изо всех сил старалась унять дрожь в голосе, но ничего поделать не могла.
– Просто очень хорошо подобран парик, вот и всё.
– Жень… ты веришь в то, что мама твоя была ангелом? Если бы ты только знала, что она сделала для меня. Никакие врачи и лекарства не сделали, никакие умные книги, методики… Луизы и…, – Даша не выдержала и зарыдала во весь голос.
– Я знаю. «Я сама себе Луиза!» – Она постоянно повторяла это. Вы не плачьте, не надо. Мама просила не плакать – она сырости не любила, вы же помните. Я отвезу вас на её могилу, когда поправитесь. А вы обязательно поправитесь, – мама так сказала. А она знала – уж не сомневайтесь.
Жидкости в бутылочке почти не осталось, и Даша попросила соседку по палате позвать медсестру.
Алое сияние угасло. И вернулась тошнотворная грязная желтизна на стены, и лицо Дашиной соседки по палате снова стало синюшно-серым.
Медсестра вытащила иглу и улыбнулась:
– Ну что, решили с волосом?
Соседка не сдержалась:
– Ну ладно, я – старуха уже, а она-то совсем молоденькая… за что ж ты, Господи… за что… а ты – мародёрка, и не совестно тебе? Под Б-гом ведь все ходим. Не приведи Господь, а если кто из твоих родичей тут окажется? Ты не думала, что так может случится? Волосы ей продай!
Леночка пожала плечиками, хмыкнула что-то невнятное и удалилась. Даша с благодарностью улыбнулась женщине, закрыла глаза и представила себя в чёрном парике-каре, в роскошном вечернем платье на немыслимо тонкой, высокой шпильке, выходящей из авто…
Нет – из кареты, а в карету четвёрка рысаков запряжена: тонконогие, гибкие, вороные – не кони – огонь!
И руку подаёт незнакомец в бархатной полумаске, шпага из-под плаща видна, и лепестки роз опадают к её ногам.
В городе с остроконечными башенками послышались крики птиц, где-то залаяла собака. Мурлыканье кошки было таким слышимым и реальным, что Даша протянула руку – погладить мурлыку.
И тут она услышала до слёз знакомый, звонкий голосочек:
«Дарья, ты – растяпа! Ты забыла накрасить губы! Рыцарь подождёт, кошка – тем более! Живо – ну!»
И рыцарь отступил в сторону, галантно поклонившись, лишь глаза блеснули в прорези полумаски – знакомые такие глаза, родные…»
Даша вздрогнула, быстро вытащила из ящика тумбочки маленькое зеркальце и облегчённо вздохнула: на губах нежно-терракотовым перламутром переливалась губная помада.
ПОВЕСТЬ В ПЯТИ ШАГАХ
Памяти Ники Турбиной
Маленькая белая бабочка неистово и отчаянно бьётся в оконное стекло.
Она кричит от боли, но никто, кроме меня, не слышит её крика, а я ничем не могу помочь ей.
Рядом с закрытым окном – балкон, и балконная дверь открыта.
Что же ты, глупышка? Там, за балконной дверью начинается другой мир, и всё, что тебе нужно сделать – взлететь.
Бабочка продолжает биться о стекло. Ей невдомёк, что для того чтобы попасть в свой мир, необходимо лишь несколько шагов.
Или…
Или несколько взмахов крылышками.
Шаги – не для неё, она – бабочка.
Шаги – для меня.
Шаг первый
– Мама, откуда я?
Встретив удивлённый взгляд матери, я повторяю:
– Откуда я, от какого мира?
Вчера вечером я случайно услыхала, как беседуя с кем-то по телефону, мать сказала обо мне: «не от мира сего».
Я и раньше подозревала, что со мной что-то не так, а теперь и подавно. Но этому «не так», оказывается, есть объяснение: я не отсюда.
А откуда?
– Девочка моя, – улыбается мать, – так говорят, понимаешь? Когда человек отличается чем-то от обычных людей, не так ведёт себя, не так чувствует, не так думает, о нём говорят, что он – не от мира сего.
– А чем я отличаюсь от обычных людей? Внешне я такая же, как все…
Я беру с тумбочки зеркало и заглядываю в него, но, как всегда, ничего необычного там не вижу: черноволосая, темноглазая девчонка смотрит на меня оттуда. Ничего себе девчонка, можно даже сказать – хорошенькая; разве что бледновата немного, а в остальном – самая обычная, каких в нашей школе полным-полно.
– В том-то и дело, что различие это внутреннее, а не внешнее.
Мать вздыхает и собирается ещё что-то сказать, но в этот момент звонит телефон. Она выходит из моей комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.
Я использую это стечение обстоятельств и на цыпочках пробираюсь в ванную. Там я вытаскиваю из шкафчика лезвие и, крепко зажмурившись, режу себе руку.