— Странно, — сказал Ворон. — Здесь должно быть много бумаг, все Бабушкины архивы.
— Заплутали! — завопил Домовушка, роняя фонарик. Фонарик мигнул и погас. — Как есть, заплутали!
— Ничего не заплутали, а кто-то спер Бабушкин архив, — буркнул Ворон. Употребление им нелитературного и грубого слова «спер» доказывало, что он в растерянности, и что мы, кажется, в самом деле заблудились.
Говорят, коты видят в темноте. Это не совсем так.
Действительно, при очень слабом освещении, безлунной ночью или в неосвещенной комнате я вижу прекрасно. Но здесь, в кромешной тьме, я не видел ничего, а движения своих спутников угадывал по шороху. Шелест крыльев Ворона, а потом легкий топоток его лап указал мне, что Ворон слетел с плеча Домовушки и приземлился на пол. Шуршание Домовушкиной одежды, очень слабое шуршание, вы бы в жизни не услышали! — подсказало мне, что Домовушка нагнулся. Негромкое пошлепывание его ладошек, а затем едва слышные щелчки заставили подумать о поисках фонарика и последующей попытке зажечь лампочку.
О, горе! Лампочка не зажигалась! Как видно, батарейки сели.
Мне стало очень не по себе.
Но я взял себя в руки, то есть (в моем случае) в лапы и сказал:
— Надо быть предусмотрительнее. Про веревку мы не забыли, а вот батарейки поменять…
— Сей миг, Коток, сей миг слетаю! — залопотал Домовушка. — Вишь, ладно-то как, что веревочку прихватили!..
Он зашуршал в темноте, заелозил, а потом кто-то ткнул меня в бок.
— Ой! — одновременно выкрикнули мы.
— Предупреждать надо, — недовольно мявкнул я, — а то я инфаркт могу получить. Миокарда.
— Уф, это ты, Коток, — дрожащим голосом произнес Домовушка, — напужал! Однако же дай я тебя обойду…
— Зачем? — спросил я.
— Ну дык ведь как же инако я к выходу-то проберусь? Я-то вслед за Вороновичем, а ты за мной позади, так и…
Домовушка нашарил на моем боку веревку и пытался найти что-то еще.
— Щекотно, — сказал я. — И я никак не пойму, что ты ищешь.
— Где она, веревочка эта вот, далее выходит.
— А она не выходит, я свободный конец под брюхо заправил, чтобы не болтался.
— На́ что? Ея надо было к полочке прикрепить, там я скобочку приделал для такой надобности, — рыдающим шепотом возопил Домовушка. — На́ что ты ее к себе-то привязал?
— Чтобы ты меня в случае чего вытащил, — объяснил я бестолковому созданию. — Если я вдруг провалюсь в какое-нибудь соседнее измерение. Ну, или тебя тащить — если ты вдруг провалишься. Как альпинисты в связке.
— Да кто ж в них, в эти изверения, проваливается-то? — возмутился Домовушка. — В изверения забредают — на то-то веревочка и нужна, чтобы выбраться!
— А мне откуда это должно быть известно? — в свою очередь возмутился я. — Это ты у нас в шкафу частый гость, а я всего-то два раза здесь побывал, да и то у выхода только! Почему же ты свой конец не закрепил за скобочку?
— Тихо тут, расшумелись! — прикрикнул, то есть прикаркнул, Ворон. — Давайте, поторапливайтесь!
— Так ведь темно-то как, и не взглянешь, куда ступать! — запротестовал Домовушка. — Как бы мне кости не переломать, твое преминистерство! А в таракана перекинуться боязно — не ровен час наступит кто. Опять же тормозок со снедью для дитяти мне в тараканьем обличье не осилить…
— Да, Ворон, — поддержал я Домовушку, — темно!
— Нет, этот наглый самодовольный недоучка когда-нибудь вгонит меня в преждевременный гроб! — простонал Ворон. — Сколько можно тебе повторять, Кот: учись думать! Размышлять! Пользоваться примо — своими мозгами, секундо — своими способностями, терцио — своими знаниями, кои я неустанно вдалбливаю в твою глупую голову! Ты есть кто? Кто ты есть, я тебя спрашиваю?
— Ну, Кот, — мурлыкнул я. — Но даже кошачье зрение в такой непроглядной тьме не действует.
— А еще кто ты есть? Ну? — простонал нетерпеливый Ворон.
— Ну, человек. Правда, бывший.
— А еще?
— Ну, фамулус… — я никак не мог понять, чего добивается от меня эта настырная птица.
— А фамулус есть кто?
— Ну, ученик…
— Чей? — это слово Ворон почти что прорыдал.
— Ну, ведьмы… То есть магини…
— Ну?
Ах, тупая моя башка — до меня наконец дошло!
Я быстренько засветил над головой магический огонек — и чуть не подпалил Ворону перья: мой наставник по теоретической части уже примеривался тюкнуть меня в темечко своим острым и крепким клювом. Нет, надо с этим что-то делать: его педагогические методы ужасно непедагогичны!
Глава восьмая, в которой мы спасаем Крыса
Мы будем иметь честь атаковать вас.
Но разговоры — разговорами, а в шкаф мы залезли вовсе не рассуждать о педагогичности или не педагогичности различных методов и способов воспитания (хотя — забегая вперед — позже нам пришлось этим заняться).
Сейчас мы должны было двигаться дальше.
Теперь я со всех лап мчался сразу вслед за Вороном, который летел впереди и поминутно подсказывал: «осторожно, тут ступенька!», «направо!», «прямо!», «поторопись!». Домовушка пыхтел сзади.
Наконец Ворон плюхнулся на пол и развернулся клювом ко мне.
— Погаси свет, — скомандовал он. — И тихо. Лаборатория за этим поворотом. Я быстро слетаю на разведку.
— А почему тихо? — спросил я, но шепотом — привычка к исполнению распоряжений Ворона крепко вдолблена в меня его твердым клювом.
— Экой ты непонятливый, — прошептал Домовушка, усаживаясь рядом со мной. Он тяжело дышал — совсем мы его с Вороном загнали! У Ворона крылья, я на четырех лапах бегаю очень быстро, а Домовушке же пришлось на своих двоих, да еще узелок с едой для Егорушки тащить.
— Потому тихо, — продолжал Домовушка, слегка отдышавшись, — что бумаги Бабушкины пропали все. Кто-никто их похитил. А почем тебе ведомо, кто то́ был, и не бродит ли хитник и сей час по шкапику? То-то!
Я почувствовал, как шерсть моя на спине становится дыбом. В самом деле, кто-то же украл Бабушкин архив! А кому может понадобиться архив колдуньи, то есть, извините, магини? Правильно, только колдуну, то есть, извините, магу. И если этот маг находится сейчас вон за тем стеллажом… или за этим… Так что огонек я все-таки засветил. Ма-ахонький.
— С архивами мы будем разбираться потом, — сказал Ворон, кружа над нами — он успел вернуться. — Не отвлекайся, Кот. Сейчас нам предстоит разобраться с Георгием.
— С кем? — не понял я. Мне представился Георгий, тот самый, Святой, который драконов побивахом и прекрасных принцесс спасахом (ой, что-то нахватался я у Домовушки старославянизмов!)
— А с Егорием, — подсказал Домовушка. — И то — ему ведь и помереть недолго, пока мы тут растабарываем…
— Ему до смерти пока что далеко, — сухо проговорил Ворон. — А вот кое-кому другому…
Он не договорил, вспорхнул и улетел. За поворот.
А мы остались.
— Неужто с Песиком нашим что случилось-приключилось? — всплеснул лапками Домовушка и зарысил вслед за Вороном, позабыв котомку с питанием для младенца.
А я несколько помедлил.
Возможно, я уже упоминал об отсутствии в моем организме героической жилки. Или, как сказали бы опытные френологи, шишка героизма на моей голове недоразвита. Ну не рвусь я спасать — ни миры, ни отдельно взятых этих миров обитателей!
Я люблю чувствовать себя уютно, удобно и приятно.
Я не люблю, когда мне больно.
Полотенцем по спине я еще согласен получить — и то только ради хорошего куска мяса.
Но веником — нет, на это я не пойду даже во имя куриной печенки!
А лезть очертя голову в неизвестность, рискуя собственной шерстью и шкурой, не говоря уже о жизни — это требовалось обмозговать. Нужно было поразмыслить, сделать правильный выбор…
Их, в конце концов там двое… нет, трое — если считать Пса… даже четверо — если считать с Егорушкой. Разве может одно-единственное маленькое животное из семейства кошачьих значительно изменить баланс сил?