Усвоившим иные его оценки, — в особенности из, правомерно, чувствительных к ним соплеменников автора, — его собеседник рекомендует апеллировать к Фрейду. Хотя, при оценках иных человеков по жизни – лазарь мосеичей кагановичей, наум савеличей розовских, арон самулычей гродко, яков абрамычей казаринсковых, израиль израиличей плинеров…имя им, — в натури, — легион (См. «Справочник по ГУЛАГу», Жак Росси) – правомерно чувствительные почему-то Фрейда не беспокоят. А ведь лишь только в качестве примера названные добрые семьянины, и вообще люди хорошие, они не какие-то жалкие гиммлеры. Пусть с его, «в лучшем случае», шестью миллионами убитых евреев и цыган (к смерти львиной доли коих, он отношения иметь уж никак не мог — их уничтожили будущие дважды демократы восточной Европы, добрые друзья и верные партайгеноссе своих советских братьев). Они палачи десятков миллионов россиян, по Анатолию Приставкину. Они невиданной лютости кровавые упыри, 36 лет(!) терзавшие пленённый ими народ. Не помянутые Нюрнбергом лишь только по чисто прагматическим соображениям союзников СССР: по окончательному уничтожению с воздуха германского промышленного и военного потенциала, они милостиво дозволили Сталину «победно» войти в Берлин с непременным «условием» уложить по дороге остаток генетического фонда несчастной России… Шекспировскому Шейлоку такой сметки!
90. «Мой добрый доктор Керстен»
Вернусь к невероятному, казалось бы, симбиозу.
Свидетельством ему – скромный подвиг одного из величайших праведников ХХ века. Обстоятельство для автора куда как более значимое, чем взятые вместе все Монбланы «правды» и лжи, — с клятвами на библии перед высокими судами, — нагороженные «очевидцами» преступлений страшного рейхсфюрера СС». Проще, неординарная судьба друга детства мамы моей, — соседа по родовой мызе её «Kiefernwald» в Вао, Эстляндия, — Феликса Керстена. Его, — и о нём, — людям пытливым не мешало бы знать. Кто он? Тоже российский подданный. Тогда – россиянин ещё. В самом начале 1918 года, — с братьями и молодыми дядьями мамы, — волонтёром он вступил в сражающуюся с комиссаро-большевизмом финскую Белую армию Маннергейма. Участвовал в освободительной войне финнов против ленинско-троцкистской агрессии. Победил в ней. В 1920 году получил финское подданство. И начал в Берлине изучать нетрадиционную тогда мануальную терапию у доктора Ко из Китая. Для этого нужны были недюжинный талант, исключительное трудолюбие (нордическое, например) и невероятная воля — эстонцам с финнами присущая. Все это у него было. Прошло немного времени, и Феликс превратился в одного из немногочисленных (если не редчайших тогда) представителей неортодоксального, но чрезвычайно ценимого и стремительно востребуемого измолотым войнами обществом искусства врачевания. Первые успехи его связаны с Германией. Там к услугам его обращалась и аристократия, и плутократия 20-х годов. Но поскольку, — хором пишут биографы его, — оба этих класса интернациональны и повязаны, благодаря их покровительству Керстен получил международные признание и известность. Так, герцог Адольф-Фридрих Мекленбургский порекомендовал его своему брату, принцу Хендрику, мужу Нидерландской королевы Вильгельмины. Это был один из самых важных моментов карьеры Керстена, поскольку на какое-то время он вошел в круг приближенных принца и поселился в Голландии. Но он практиковал и в Германии, где ещё одна рекомендация имела гораздо более важные последствия. В марте 1939 года пациент Керстена доктор Август Диен, президент Германского калийного синдиката, обратился к Феликсу с чрезвычайно эксклюзивной и настойчивой просьбой:
— «Господин Керстен, — сказал он, — я никогда не просил Вас об одолжении, теперь же вынужден попросить. Не осмотрите ли Вы Генриха Гиммлера? Думаю, он станет для Вас интересным пациентом и собеседником. Кроме того, успешно вылечив его, Вы окажете нам огромную услугу. Может быть, Вам удастся убедить его не национализировать частную промышленность…»
…Керстен осмотрел Гиммлера и обнаружил, что тот страдает от спазмов, вызывающих сильнейшие боли и приводящих даже к потере сознания. Прежде врачи лечили его наркотиками, но безуспешно. Керстен воспользовался мануальными методами. Результат оказался поразительным: боль прошла через пять минут после начала первого сеанса. Обрадованный Гиммлер умолял Керстена стать его личным медиком. Керстен отказался: помогать монстру! Нет! Пока война не разразилась, Гиммлер ещё не мог ему приказывать и был вынужден оставаться всего лишь одним из тех немецких пациентов, которых Керстен лечил в ходе регулярных профессиональных визитов в Германию из Голландии, где постоянно жил и работал… Когда весной 1940 года Керстен приехал в Германию, та уже вела войну. И за время, что Керстен находился в Берлине, немецкая армия, — безусловно, не без усилий продолжавшего тяжко болеть рейхсфюрера СС, — «неожиданно» вторглась в Голландию. Возвращаться Керстену было теперь некуда… И так, порой, делается высокая политика! И так решаются судьбы народов и отдельных людей…