…Или… недоумок-сексот всяческих разведок Эренбург, призывавший: — «Убивайте! Убивайте! Среди немцев нет невиновных. Ни среди живых, ни, среди ещё не родившихся!»…Похоже-то как, а, дядечка? Вспомни-ка – ни одного антиеврейского шабаша не проходило без обязательного рефрена: «Убивайте! Убивайте! Среди жидов нет невиновных – ни среди живых, ни, среди ещё не родившихся!». А всё потому, что сами вы, «умники», внушили соплеменникам – и нам, за одно, тоже: «Мы, евреи, виновны уже самим фактом нашего еврейства». Меж тем, вслед за посылом «убивать всех немцев!», этот же ваш, — по вашей же табели о рангах обер-интеллектуал, — призвал доблестных солдат Красной Армии: «Насилуйте гордых немецких женщин! Пусть и они будут вашей законной добычей!»… А ведь за эту «законную добычу», — в вермахте, — военнослужащих расстреливали. (О массовых, — прогремевших на весь мир, чудовищных по масштабам, — насилиях в вами оккупированной Вене, «победители» помалкивали.
105. Страна за Атлантикой
…И вот я выбрал страну. Прекрасную, Бен! Родину моей жены. Мы, после знакомства в Испании, несколько лет прожили в Европе. В Швейцарии.
…Решение поселиться в Бразилии, фактически, предвосхитил земляк, Генрих. Он опекал нас с отцом еще с Далема, с 1939 года. Окруженный русскими Берлин оставили мы вместе. Вместе добрались до Швейцарии. Там расстались, договорившись, что не потеряемся. Он вынужден был скрываться. И только шестью годами позже нашел меня в Лозанне, где мы с женой лепились к родным могилам...
После Италии, он с подругой навестил нас и в Ресифа. Гостил с месяц на ранчо тестя. Поездил с ним по провинции — приглядывали, где бы купить землю. Наконец, — под Порту-Эсперансо, — он приобрел небольшое чудненькое поместьице-фазенду. И счастливо прожил до сердечного приступа — как раз за четыре года до этой нашей с тобой встречи. А тогда часто к нам наезжал. Гостил подолгу... Вспомнил о нем потому, что известно, с какой настойчивостью, с яростью и даже с помпой, искали его после войны. Очень надеялись найти. Даже «уже вот-вот» находили. Но… отловили «конторщика» Эйхмана — чиновника. Раздули его в «главного жидодава» рейха — чуть ли не в начальника Гитлера по еврейскому вопросу. И списали на него, все, безусловно страшные, грехи истинных «специалистов по евреям». Утёршись решением немцев «считать срок давности за убийства тех лет пятнадцатью годами». И хорошо, если только утерлись. Боюсь, что не утерлись. А продали память об уничтоженных, и само рекламируемое возмездие, за те же «зеленые»...
А Генриха искали! Напрасно только: был он профессиональным сыщиком-мудрецом, обер мастером бессмертного интеллигентного ремесла. Быть может даже, более того! И не только германского, но, — выше, — европейского. Воплощённый Холмс… Пусть Пинкертон… Старый работник криминальной полиции Мюнхена, он много крови попортил и самому Гитлеру с компанией, нанеся немало чувствительных ударов их сподвижникам в годы знаменитой (и хвалёной) подпольной борьбы — это 20-е и начало 30-х. годов. Да одна только осень 1923-го чего им стоила, когда он шуровал по мюнхенским их малинам, и, — партиями, — загонял национал-бандитов в федеральные тюрьмы! Так как же не схватиться было за этого человека всесильному, казалось, Гейдриху! Убедившись в том, что его подчинённые способны только крушить челюсти, — но не решать сложнейшие кроссворды следствия по важнейшим делам рейха, — он в 1935 году буквально упросил Генриха, — тогда заместителя своего, — заменить себя в роли руководителя новой знаковой полиции. В ней, — оказалось, помимо молодых костоломов с чугунными кулаками и куриными мозгами, — не наличествовало ещё тогда не только настоящих «спецов»-криминалистов. Но и… членов НСДАП! Но спустя неделю «выяснилось», что и наш Генрих тоже не член партии!.. «Не член партии? – плечами пожал фюрер. – Со временем станет… Не станет – так сойдёт! — Человек не злопамятный, — вспомнил полученные некогда от него тумаки. И успокоил сомневавшихся: — Скажите-ка, кто так же как он умел вскрывать не только наше подполье, но – тогда же — замысловатые хитросплетения тайных ходов всевозможного жулья, расплодившегося в Веймарском бардаке!?». Когда же началась война, — добавил бы любой порядочный немец, – колоть, как это делал он, вражеские разведки (именно он выпотрошил их, в первые же недели войны!). И притом — никаких победительных поз. А уж слов победных – этого вообще не дай Бог! Зато двусмысленно прозван был благодарным народом «Баварским (Wappensschilde von Vortriebsscheld) щитом», втихаря «проходившим скальные километры подземных тоннелей» тайных мыслей врагов и прикрывшим от них Германию.