38. Монолог Карла
…В Германии нашлись у Альфреда Розенберга единомышленники. С их подачи он занялся журналистикой. Снюхался быстро с Гитлером. Написал прогремевший программный «Катехизмус». В 1923-1937 годы (самые серьёзные для становления гитлеризма) возглавил, в качестве главного редактора, гитлеровский официоз «Фёлькишер Беобахтер» а потом и само издательство. В 1933-1945 был депутатом рейхстага. С 1933, тоже по 1945, руководил внешнеполитическим управлением НСДАП, с 1934 отвечая за контроль над духовной жизнью, научным образованием и воспитанием членов НСДАП. И, в конце концов, — до момента, когда в 1946 в Нюрнберге был, наконец, вздёрнут, — командовал даже имперским министерством захваченных восточных областей…
…Одним словом, Розенберг…
…Был на совещании Гиммлер. Был Кальтенбруннер. Многие были. Но по составу приглашенных не совсем понятен был смысл сборища. Цель его. Не для того же чтобы ускорить поступление гранита в столицу! Позднее всё прояснилось: перед руководителями рейха (конкретно, перед Главным управлением имперской безопасности – перед ведомством Кальтенбруннера) встала безотлагательная задача (?!) — «можно ли разрешить в блокированном городе «еврейский вопрос»? Розенберг: «Евреев Ленинграда нам пока не достать, но вопрос с ними решить необходимо… На всех оккупированных нами территориях он решен. А тут… Непорядок!
39. Судьба города Петра
Был на совещании и мой Дитль.
Начались разговоры о промышленном потенциале города. О его архитектуре (Розенберг – тот в Петербург явно влюблён. Рассказывал, как «мальчишкой ещё, когда гостил на каникулах у дядьки-петербуржца, без устали, как одержимый, рисовал «архитектурные шедевры столицы и особенно поразительные по вкусу, неповторимые малые его формы…»)… А состоялось сборище тотчас после гибели в огне Бадаевских складов, где 5-8 сентября сброшенными с немецких самолётов фосфорными кассетными бомбами сожжены были абсолютно все наличные продовольственные ресурсы окруженного города. Вместе с тем, гигантские же мобилизационные продовольственные запасы Кронштадта (на порядки превышавшие Бадаевские), — накапливаемые частью ещё с времён дореволюционных, и хранившиеся в скальных «запасниках» неприступной крепости для использования лишь только в ситуациях для державы чрезвычайных, — с мая 1939-го и до начала июня 1941-го вывезены были сотнями морских судов-сухогрузов и железнодорожных эшелонов в… Либаву. Откуда, — в соответствии со вступавшим в силу 11 марта «Планом стратегического развертывания», — они должны были направляться вдогон десяткам советских армий… Которые 6 июля 1941 года, — в соответствии с тем же «освободительным» планом, — должны были рвануть на запад! На освобождение Европы, по советским «понятиям» истосковавшейся по долгожданным благодетелям. Благодеяния не получилось: вермахт, — в соответствии с собственными, бандитскими, планами, — двумя неделями прежде «вероломно» успел первым. И миллионы вагонов бесценных продовольственных ресурсов, — практически, «сухого остатка» пота и крови взнузданного, и три десятилетия бедствовавшего и голодавшего народа, — в качестве военного приза попали в надёжные руки вермахта.
«Сложившиеся обстоятельства прояснили задачу – «прояснил» Розенберг. — Тем более, что штурм города с запада и с юга, — сама необходимость его оккупации, – отпадают на сегодня… Директива фюрера № 35 от 6 сентября об окружении города, надеюсь, до присутствующих доведена! Уточняю мысль фюрера: об окружении с востока, но не о его штурме, который не желателен»…(Потом, в который раз, пошла бодяга с деталями ситуации в городе и известные всем экскурсы в его завлекательную историю. Базар, одним словом).
Базар Розенберг прекратил, заявив: «С запада и с юга город нами надёжно заперт. Но какоё ценой? Очень высокой. Непомерной даже: один наш погибший солдат на семерых убитых русских. И это, когда их армия разбита и бежит! Севернее города Армия Финляндии отбила свои территории, захваченные русскими в ходе Зимней войны 1939-1940гг. Вышибла, — частью ликвидировав, — красную армию с плацдармов, предназначенных для грядущих «освободительных походов». (Взамен одиннадцати убитых русских, оставив на полях сражений одного своего... И это на Карельском перешейке против настороженной армии! Сражаться финны умеют…). И 1 сентября 1941 года остановилась на линии старой государственной границы, надёжно замкнув кольцо окружения – захват Ленинграда в планы маршала так же не входит, по определению. Только что я от него, и он это ещё раз подтвердил. Временная оккупация Петрограда когда-то – да! Такие планы у него были. Но в 1918 году. Тогда, взяв город, он – финский швед — задавил бы большевизм в породившем его чреве. Но Маннергейм не хотел, чтобы спасителями России стали одетые в военную форму финны (в принципе, те же русские!). Или чтобы спасителями были немцы. А мы напрашивались. И в Петрограде нас ожидали. Как требовала этого финская элита… Маннергейм – боевой русский генерал — представить не мог чужие войска на улицах и площадях своего Санкт Петербурга! Просил Юденича и Колчака… не присоединиться, нет, только русские имена свои назвать-поставить в манифесте впереди его не русского имени!.. Неглупые люди. Каждый – личность. Каждый – стратег. Так нет же! «За единая и неделимая» блажь взяла верх! Согласия на выделение из России Великого княжества Финляндии, — которого никто у них не просил, но в декабре 1917 уже санкционировал Ленин, — они, видите ли, дать не могли… Потому потеряли самоё Россию. Один, умерев в безвестности на чужбине. Другой, пав под чекистскими пулями в ореоле сомнительной славы. И нам, немцам, — всё же без нас не обошлось, — приходится кашу эту большевистскую расхлёбывать» (A.R. «V.B». Informationsblatt. Berlin. 10/1941. B. 271)