Розенберг, продолжая выступление:
— …Итак… До них (до евреев города. В.Д.) нашим службам не дотянуться – они за линией фронта. Пусть линия всё и решит… Об этом я говорил с фюрером. Мнения совпали вместе с осознанием, что такой город штурмовать нельзя. Хотя у военных резоны свои. …Итак, Петербург — средоточие творений великих архитекторов Европы! Уникальный архитектурный заповедник… Задуман и построен как окруженная водою морская крепость. Прикрыт дугою укреплённых районов — от Ладоги до Балтики. Замоноличен уникальной крепостной инфраструктурой береговых и островных фортов. Защищён мощнейшей корабельной артиллерией намертво запёртого нами в Финском заливе Кронштадтского комплекса. Донельзя, — до полной невозможности ни прокормить, ни расселить, ни разместить, — набит войсками (из него постоянно, – десятками, — выводятся Ладогой различного назначения, ненужные его обороне, дивизии… Десятки тысяч моряков с по сути мёртвых кораблей — достаточно чтобы оборонять город!
Повторяю: военные штурмовать города не намерены. Фюрер только что, — 6-го, — подписал Директиву (№ 35), пункт 3-й которой предписывает «Ленинград окружить. Не штурмовать. Отрезать только от России». Хотя сам говорит осторожнее: «Стремиться к полному окружению. По меньшей мере, с востока». И, — заявив 5-го, что «цель под Ленинградом нами достигнута!», приказал начать переброски войск оттуда к Москве… Отныне проблемы города вне наших интересов.
…И потому необходимо позволить абсолютно не нужному нам населению города спокойно вымереть…»
…Что дальше было на этом симпозиуме людоедов не знаю. Но помнить, что он состоялся необходимо.
…А Дитль — мой Дитль, — который против каннибальских приказов Гитлера ни выступить, ни действовать не мог, — на пике германского наступления, следовательно, на Олимпе популярности и психопатической любви германского народа к своему фюреру, — он показал что был и остался человеком!
Так почему бы не уважать, не любить такого!
41. «Кондор» рейхсканцлера
…Сели завтракать. Второй «Кондор» чего-то задерживается… Кого генерал Баур везёт на нём? Неужели Самого?.. Может быть. Но о том — никто ни слова: «военная тайна!». А самолёта нет. Беспокоимся конечно. Благо кто-то из пассажиров сболтнул, что на втором «Кондоре» действительно, — сам рейхсканцлер... Ого-о! …Прилетев, исполнив многочисленные обязанности, поздравив юбиляра и отдохнув, Ганс Баур рассказывал нам вечером в гостиной: «…Перед этим полётом сюда я как обычно выполнил и полёт испытательный. Ещё когда мы рулили и разгонялись, я почувствовал, что самолёт тянет в левый крен. Заехал в парковочную зону. Попросил механиков и моего бортового инженера проверить тормоза на левых шасси. Проверили. Дело серьёзное. Если коротко: проверка показала, что тормоза с этой стороны, скажем, не совсем исправны. Их заменили. И мы поднялись в воздух. Однако, опять стал ощущаться сильный левый крен. Из Растенбурга летели – как и Вы с Хане – на Ревель. В Ревеле связались с Хельсинки: финны предложили свой эскорт, который должен был сопровождать нас до Михели. Над Балтикой погода ухудшилась — там всегда так. К нам присоединились финские истребители. Под проливным дождём летел на 50-и метровой высоте, прижатые низкой облачностью. Видимости почти никакой. Попытался дать знать единственному истребителю, который проглядывался рядом совсем, чтобы соблюдал дистанцию – столкнёмся же, парень! Потерял из виду и его. Прошел море. Землю тоже не видно. Когда шел на полосу в Михели опять почувствовал — снова сильно тянет влево! После посадки «Кондор» оказался примерно в 700-х метрах от площадки парковки, где ожидали президент Финляндии Рюти, Маршал Маннергейм и почётный караул. Когда выруливал туда увидел, что со стороны ангаров несутся сломя голову несколько механиков со связками огнетушителей в руках. И на бегу возбуждённо тычут в мой самолёт. Тут сразу заметил дым и подумал, что – возможно — горит мой «Кондор»…Только этого не хватало!.. Остановился. Гитлер тотчас вышел из самолёта, поприветствовал президента и маршала и пошел вдоль строя почётного караула, не обращая внимания на пламя. А оно вырвалось уже из нижней части самолёта. Подбежали механики с огнетушителями. К тому времени когда Гитлер сел в поджидавшую его машину огонь был уже потушен. Но сгорело одно колесо. Воспламенилась маслянистая жидкость в гидравлических тормозах. Решил – всё проще простого: вырулил от конца посадочной полосы до парковочной зоны с неисправными тормозами. Скаты стали шаркать. От трения колеса разогрелись и воспламенились. Но в действительности подлинной причиной всего этого происшествия стал маленький возвратный клапан на шинах. Типа тех, что используются при накачке камер шин автомобильных колёс. Только хитрее конструкцией. Он прикрывается от повреждений завинчивающимся колпачком, имеющим на носике специальную, довольно сложную, заглушку. Вероятно, механик, проверявший тормоза, слабо его прикрутил. Заглушка не сработала (или что-то вроде того – не помню)… Это и создало проблемы при торможении. …Поволновавшись, он был тем не менее счастлив. Счастливы были все его слушатели. Я – тоже конечно: Фюрер был моим Богом!.. Дело в том, — как позднее до рассказал Боур, — что если бы перед отлётом самолёт прокатил по полосе в Растенбурге чуть большее расстояние, вполне возможно, что колесо загорелось бы ещё перед самим взлётом. Ничего не подозревая, я убрал бы посадочное шасси, и горящее колесо оказалось бы прямо под раскалённым двигателем. В опасной близости от нескольких тысяч литров бензина. И к тому же обдуваемое мощной струёй забортного воздуха. Большое колесо продолжало бы гореть. Разгорелось бы. И взрыв, — который наверняка оторвал бы левое крыло, — был бы неизбежен…