С обращением «к людям» было сложно. Репортеры австрийских газет, досыта понасообщавших миру за годы войны об ужасах ее, разговаривать с ним не хотели. Книгу написать и издать ее? С изданием просто — деньги выложить и все. Но с написанием... Ну какой из него, малообразованного да и однорукого, писатель?!.. Как-то, за завтраком, развернул одну из свежих газет — он редко в них заглядывал. А тут вот развернул. И сразу обратил внимание на подпись под одной из статей: «Адольф Гитлер». Сперва он не подумал что это может быть тот самый Адольф что когда-то – таким как и он сам мальчишкою — гонял с ним мяч, а потом оказался ещё и товарищем и даже соседом по войне — земляк. Но что-то подсказало: тот! Именно тот!.. Шел март 1921 года. Мартин вернулся к газете. Еще не осмеливаясь подумать и разрешить себе «лезть со своими проблемами к занятым людям» — он был очень стеснительным человеком этот инвалид с известными нам глазами. Но в который раз листая страницы он вычитал что «Адольф Гитлер» — возможно, тот самый — он еще и... редактор газеты! Слава Богу, — или в нашем конкретном случае вовсе наоборот – не слава!, — было к кому обратиться: ближний сосед по родной Unterbergschtrasse,11, приятель покойного отца адвокат Гуго, встретил вернувшегося «с того света» героя войны Мартина как родного. Затянул не в контору. Но к столу на кухне. Усадил. Поставил пиво. Выслушал внимательно, уже по ходу беседы сообразив что в руках у гостя мина огромной взрывной силы!
— «Что же Мартин собирается предпринимать? Поинтересовался осторожно: сам-то, — преуспевающий юрист, — он вне политики. Естественно, вне всяческих модных фобий. Иначе, прощай выгодная, — еврейская в большинстве, — клиентура… Но всё в руках Божьих: дождёмся сына — доку по части «мод». Разных. В их числе искомых…
Дождались. Эрнст только-только (в том же 1921г.) получил аттестат зрелости. По примеру деда, а потом и отца, избрал карьеру адвоката. Готовится к изучению права в университете Граца, отправив туда документы. Политика… Интересуется. Но лишь только интересуется — добропорядочный католик. Какой? Национал социалистическим движением… Очевидно, поэтому повторенную Мартином исповедь о российской Одиссее слушал не просто внимательно. Многие эпизоды просил повторить. Уточнял детали. Что-то, — чтобы запомнить, — стенографировал, повторял сам… Словом, видно было: парень он головастый! Головастым и выглядел. Прочным. Мощным. Тоже не мелкому и не слабаку, — но уже беспощадно пришибленному жизнью, — Мартину показался он Викингом из старинных легенд. И как иначе-то? Перед ним был почти что двухметровый молодой человек с широченными плечами и с мощными ручищами, кистями которыми «только камни давить». Колосс!
«Коллос» приговорил однозначно — «С этим парнем, — с редактором баварской газеты, — повидайся обязательно! Товарищ стоящий! Стопроцентный немец — умница! Читаю его с интересом… Правда, у них кажется предстоит рокировка: место его в газете, по слухам, должен занять тоже выходец из России – некий Розенберг… Знаешь, Мартин… А можно я с тобой съезжу? Я не помешаю.
…Недолго думая Мартин взял с собою и свою Марту. Она бедная, — из-за, пусть только виртуальной, причастности к «милой прародине своей» и собственной (по документам, хотя бы) национальности, — такого уже понатерпелась! Такого перевидала!.. Меж тем, — ни самой этой Германии, ни немца взаправдашнего, — в глаза не видела!.. В сопровождении соседа-советчика они выехали в Мюнхен…
58. Встреча на Isarе
...Детали воистину исторической встречи в столице Баварии Карлу неизвестны. Мне тоже… О них сам Мартин, — через полвека, посетив с Мартою нас с Ниной Оттовною, в Москве, — так же ничего не рассказал. …На обратном пути из Сибири, — где все мы гостили у старого Отто в его Южно-Енисейском доме (о чем ниже, если получится), — Мартин, далеко не молодой, и ещё более шурина своего замкнутый, — забрюзжал. И, исключая нежелательный разговор, бросил было: «Все там говоренное, на той встрече, — извините, — вовсе не для Ваших ушей… милостивый государь… Вам понятно?»
— Чего уж понятней… Если даже и… «милостивый государь»… Иного не ждал.
…Однако, — пусть нехотя — нехотя приняв советский валидол вместо затерявшегося привычного снадобья — разговорился…
…Собеседник, — как и сосед-Эрнст, — очень внимательно выслушал его, эмоционально реагируя на детали рассказа. Успокоил. Поблагодарил. Сказал загадочно и, как показалось Мартину, угрожая кому-то: «Не беспокойтесь, товарищ: и это всё будет учтено! Они ответят и за это!». Мартин был благодарен собеседнику. Счастлив даже, что вот так определённо и чётко занятый человек отозвался на не один год истязавшую его боль. Но бросившаяся в глаза агрессивность резюме, самой реакции, почему-то вызвала у настрадавшегося инвалида некое внутреннее сопротивление. Напугала даже: он не умел — уже новокрещённый меннонит — мыслить категорией «Око за око, зуб за зуб». И, мягкосердечная душа, заметался было. (Меннонит! Ибо как предтеча его – Симонс Менно, фризский реформатор шестнадцатого века – увидя, в бытность католическим прелатом, что единоверцы его творят с анабаптистами, — покинул «Рим» с его ложью, жестокостью и поиском – взамен Спасителя — вожделенных сиинекур. И отныне проповедует истину : «Никто не может познать Христа, если не следует Ему в жизни»!) Иначе зачем понадобилась ему, — после внезапного посещения Финского представительства в Вене, — поездка в Хельсинки к самому… Маннергейму? Впоследствии Карл объяснил её сомнениями Мартина относительно способности принявшего его мюнхенского редактора, – человека городского, книжного, но в России не бывавшего, – ощутить и до конца понять величину и последствия трагедии немецкого колониста на Украине. Да и чувства самого русского крестьянина в захваченной большевиками стране знать он не может. Человек действия, — да ещё и за живое задетый комиссарским нападением на собственный народ, — он сперва задумал встретиться аж с самим бароном Врангелем Петром Николаевичем! Его переубедили: спасти уничтожаемых Троцким колонистов сможет «не несколько непонятный Общевоинский союз». В сущности, гражданская и потому бессильная контора – не пойдёт же она на Ленина войной!? Помочь сможет реальная военно-политическая сила, с красной Россией сражающаяся (Советчики-то в воду глядели, памятуя настойчивые попытки финского политика спасти хотя бы подопечных мамы на Волыни!). И назвали имя в действительности действующего, реального — пусть и в Финляндии, — русского генерала.