Маннергейм принял супругов Тринкман очень тепло, дружески. И как делал он всегда и всё — без спешки. Заговорил с ними так, как он один умел это делать — кратко. Без лишних слов. Дав зато выговориться, им… Что они решили? О том много-много позже Карл рассказал нам, что дед постарался очень взволнованного Мартина успокоить. Помог ему и его Марте отдохнуть в тиши своего островка. И, ещё не представляя – конечно же – что есть редактор мюнхенской газеты и кем он может обернуться, провидчески предостерёг собеседника – уютного австрийца с небесно голубыми глазами, и его милую жену, — теперь тоже подданную Австрии, — от дальнейших близких контактов с этим непростым человеком по ещё не менее простым российским делам.
Нам же с Ниной эта встреча дала возможность – через Карла, — когда тот вырастёт и станет взрослым, — самим познакомиться с Мартином и Мартой. Дело в том, что и сам я, и моя жена, родились позднее отъезда наших героев в Европу (соответственно, в 1924 и в 1931 гг.).
59. Москва. МИД.
Весной 1970 года, — после пятидесяти лет от начала непередаваемо мучительного, выматывавшего нервы и души, поиска их родных на Украине, — московский МИД, наконец, известил Frau Марту Тринкман и её супруга Мартина, что «Правительство СССР не возражает» против их встречи с братом просительницы и членами его семьи (в Москве и в Красноярском крае).
Марта и Мартин прилетели.
Принял их САМ зам министра Иностранных дел Гектор Фёдорович Отукалин.* Конечно, он уведомлен был заранее, что гость – уважаемый мировым сообществом иерарх одной из интереснейших протестантских конфессий. И что сам он, — ничего общего с нацизмом не имеющий – тем не менее друг детства и фронтовой товарищ Гитлера. Замечу: последнее обстоятельство при Брежневе тянуло уже, — в восприимчивом к модным новациям столичном бомонде, — если не на почтение к носителю этой сладостной благодати, то на абсолютное уважение к нему. Мартин, — человек как оказалось прямой и нелицеприятный, — в беседе с Гектором Фёдоровичем нужным не нашел скрывать своего отношения к другу молодости. Тем более к полувековой давности комиссаро-большевистским художествам на Украине, явившимся своеобразной причиною его с женой нынешнего визита в СССР. Отукалин – джентльмен и дипломат — панегирик Гитлеру проглотил. И выразил взамен соболезнование жертвам помянутого гостем Холокоста-Шоа (Зачем он это сделал, зачем полез в бездну, о которой понятия не имел, и сам спровоцировал порку?! Но… у него, как говорится, своя голова… Свой ум). Он так же прощения испросил за пережитое немецкими колонистами «в начале 20-х». Однако заметил, что «уважаемые соплеменники господина епископа» в более близкие к нам времена вели себя в тех же палестинах тоже не самым лучшим образом… Отвечая собеседнику, Мартин несколько прямолинейно указал «руководителю столь серьёзного департамента, что оценку действиям оккупировавших Украину армий следовало бы позволить не московскому – несомненно уважаемому — чиновнику, но самому народу этой страны. Украинцам». Отукалин заёрзал и взвился: — «На Украине про-жи-ва-ли во времена оккупации 1941-1944 годов и другие народы! Русский, например. И – глянув на меня – еврейский! Вы, естественно, знаете, что нацисты сотворили с евреями… Хотя бы в Киеве? Или Вы ничего не слыхали о «Бабьем яре»?! – Возмущение Гектора Фёдоровича было неподдельным. Он за платком слазил. Утёр выступивший на лице пот…