…Как-то раз в 1933 году, я вместе с женой зашел в Студию Генриха Хоффмана, располагавшуюся на втором этаже дома на улице Амалие. Нужно было забрать свои фотографии. Молодая женщина, которую я никогда не видел, вошла в салон из дверей, ведущих в лабораторию. Даже на расстоянии я смог разглядеть, что она была необыкновенно прекрасна. Поскольку нас разделяло расстояние, я, должно быть, застыл в изумлении, пока она сама не спросила: «Чем я могу вам помочь?». Тогда я представился сам и представил свою жену, а за тем спросил о фотографиях. Она ответила: «О, вы тот самый знаменитый летный капитан Баур. Очень приятно с вами познакомиться. Я много слышала о вас». Моя добрая жена сначала взглянула на симпатичную женщину, а за тем на меня, поскольку я в тот момент с большим усилием пытался оторвать свой взгляд от такой сражающей наповал красоты. Вероятно, молодая женщина почувствовала угрозу во взгляде моей жены, поскольку тут же добавила: «Одну секунду, герр Баур, я сейчас все проверю. Мне кажется, что ваши фотографии уже готовы». Она снова скрылась за дверью, а когда вернулась, протянула мне фотографии со словами: «Вот видите, герр Баур, всё в порядке». Я скользнул взглядом по фотографиям, при этом явственно почувствовал, что жена пристально смотрит на меня. Поэтому я сказал, что всё замечательно, поблагодарил её, и мы с женой ушли. Когда мы покинули студию, жена спросила, давно ли я знаю эту молодую женщину. Я ответил, что, я её раньше никогда не видел. Затем она сказала, что должна признать: ей крайне редко приходилось встречать такую красивую молодую женщину, как эта…
…Когда Гитлер бывал в Мюнхене он (…) останавливался у фрау Винтер. Однажды, прилетев из Берлина, мы поднялись в её покои, чтобы с ним встретиться. Хозяйка предупредила, что Гитлер принимает посетителя. «Но постучите к нему в дверь в любом случае. Вы для него не чужие – он не будет злиться». Я постучал и вошел в дверь, когда услышал: «Входите». Перед Гитлером стояла девушка из Студии Хоффмана. Она покраснела. Гитлер также выглядел смущённым. Он начал представлять меня, но Ева Браун – а это была именно она – остановила его и сказала: «Мы уже встречались. Я однажды видела герра Баура, когда он забирал свои фотографии». Мы поговорили и ушли. В Берлине я встретил Зеппа Дитриха, начальника охраны Гитлера и, — старый сплетник, — рассказал мне о встрече с Евой Браун в Мюнхене. Он только спросил: «Она тебе понравилась?». Я ответил утвердительно: «Да, у нашего папаши совсем не плохой вкус». С этого момента я знал о существовании женщины, вошедшей в жизнь Гитлера, единственной женщины, к которой он был искренне привязан. Общественность осталась в неведении о подробностях взаимоотношений Гитлера и Евы Браун. Ходили только слухи, состоявшие из смеси правды и домыслов.
Однажды в 1935 году моя жена упомянула о том, что в Мюнхене она слышала разговор о некоей женщине по имени Ева Браун, с которой Гитлера связывают какие-то дела. Среди знакомых Гитлера подобные заявления всегда опровергались или же на них отвечали как-то неопределённо. На самом деле я довольно часто видел Еву Браун в последующий период времени. Мне никогда не приходилось летать только с ней одной, но она очень часто сопровождала кого-нибудь из высшего руководства страны во время полётов между Берлином и Мюнхеном – всегда, разумеется, только с разрешения Гитлера. Я любил ее и довольно много с нею беседовал. Ева, — зная о моей дурацкой прямоте, — часто наивно просила меня не сообщать Гитлеру об опасных ситуациях, возникавших во время полётов, чтобы не расстраивать его.
80. Fraulein Шнайдер
В Оберзальцберге Ева много гуляла с постоянно навещавшей её — школьной ещё — подругой «крошкой» Гертой Шнайдер – еврейкой. Скромной, незаметной женщиной с удивительно красивыми «семитскими» глазами. Она была на год моложе Евы. Художница – писала великолепные акварели. Вообще, человек талантливый. Прекрасно, — думаю, что именно так, – именно, прекрасно музицировала на фортепьяно. Было бы не так — Гитлер, — известно, грамотнейший меломан и ценитель мастерства, — не стал бы её слушать… По-тихому слинял бы… «Еврейку?» — спросил я. – Еврейку. А что, спросил Баур? Слушал же он своих генералов-евреев! И не в концертном зале – в кабинете и в штабах. А в Мильхе, Эрхарде, — генерал-фельдмаршале, — так он вовсе души не чаял (отец с 1926 года работал по его приглашению в «Люфтганзе», когда тот был там техническим директором и членом правления). — «Любовь зла!» — сам говорил. И смеялся. Ты не знаешь разве, что большинство берлинских евреев пережило войну? И только по взятии города русскими оказались в их плену… Перед самым концом Мильх (говорили, из-за судьбы каких-то евреев… не знаю точно… повздорил с фюрером. Лишился почти что всех постов… Не знаю, не помню)… После войны Герта вышла замуж за симпатягу-«текстильщика». Фабриканта. Перебралась к нему в Мюнхен. С женой мы, — года с 1960-го, — гостим у них…