— Нет! — Воскликнул Крамсон, ринувшись к принцессе, но его останавливают два берсерка, скрутившие руки за спину. — Отпустите меня! Эмма! — Ее щека приобрела ярко- красный оттенок, Розенталь уложила ладонь на место удара.
— Кастер, прошу! — Вымолвила девушка, бросаясь ему в колени, но тот лишь оттолкнул ее, хватая за локоны русых волос и волоча по полу.
— Смотри, Франбуржец. — Безумно сказал Кастер. — Я ведь обещал тебе. Обещал, что если почувствую предательство, то убью ее, но нет. Ты ослушался. — Гневные слова слетали с его уст, обозленный на всех, юный Хардсейм откидывает возлюбленную, ударяя кожаными ботинками прямиком по животу принцессы. — Довольна?? Это все твоя вина — Он ударил ее ещё раз и ещё, пока Розенталь не захлёбывалась в крови, что ручейками стекла по губам.
— Остановись, я сделаю все то, что ты пожелаешь, молю! — Вырываясь, выкрикивал Джейсон, заливаясь злостью. Он не мог смотреть на то, как жестокий варвар вершит правосудие над той, которую он любил всю свою жизнь.
— Мне ненужны твои лживые обещания. Настал твой черед, жалкий Южанин. — Грозно рычит конунг, приближаясь к нему, он слету заехал кулаком по лицу капитана, ухватив того за волосы и с ненавистью – взирает своими голубыми глазами. Конунг кивнул головой, после чего берсерки поволокли Крамсона к колесу от повозки, туго привязывая конечности.
— Нужно было сделать это с самого начала. — Буркнул Вельтон, но и эти слова не вызвали одобрения со стороны властителя Скаггерака. Мастер вытащил топор из-за пазухи, подав конунгу. Кастер взялся за деревянную рукоять, глубоко вдыхая. Он с болью вершил правосудие над Франбуржцем, что за столь долгое время, значительно повлиял на юного Хардсейма. Секира как никак привязался к нему, за что и гневят себя. Гневят за проявленную слабость. Порой, ради будущего, ради власти, он должен жертвовать чем-то. Пусть даже родным. Кастер переводит взгляд на жену, что отчаянно пытается встать на ноги, но после еще одного удара, она падет без сознания, не видя тех ужасов, что сотворит с капитаном беспощадный северянин. Это окажется милосердием. Милосердием для принцессы.
— Знаешь ли, Джейсон. — Тихо шепчет Хардсейм. — Мне будет не хватать тебя в этом Сером мире. Я бы мог помиловать тебя, мог простить все обиды, но тогда кем я стану? Ничтожеством. Таким же, как и ваши короли. — Не поднимая взор на Крамсона, подытожил юнец. Он резко нанес удар обухом топора по левому запястью Джейсона, ломая его. Душераздирающие крики капитана наполнили пиршественный зал, а то и вовсе – весь Скаггерак. Глаза Крамсона залились кровью, в них отчетливо просачивалась жгучая боль. Отойдя в сторону, конунг чувствовал отвращение. Отвращение ко всему происходящему. Ощущал и то, как бесы скребутся в двери, пытаясь высвободиться. Комок ненависти, обиды и некой злобы подступает к его горлу. Кастер не может продолжать, но должен. Должен сделать это, ведь это единственный способ отрекаться от гложущего прошлого. Вдохнув полной грудью, Секира перебросил топор, вновь сломав запястье Джейсона, но уже другой руки. Он обязан покончить со своими внутренними страхами. Обязан.
Кастер делает шаг назад, принимаясь за щиколотки и раздробив их, наконец отстраняется, вонзая острие топора в деревянную поверхность столика. Его терзают собственные бесы. Терзают настолько сильно, что безумие, гнев и ярость берут над ним контроль. Кастер Хардсейм утратил свой рассудок. Утратил все то, что некогда любил. Крики не прекращались, а лишь продолжали звенеть в его ушах.
— Катите его на холод. — Коротко кивнув головой, Кастер старается не смотреть на ужасающий вид Франбуржца, которого он считал своим другом, пусть даже он сам об этом не знал. Секира ловит на себе поникший, растерянный взгляд возлюбленной, что упирается на ступеньки, отчаянно рыдая. — Вельтон.
— Да, мой конунг? — Раздав указание своим берсеркам, спрашивает старый мастер.
— Уведи ее в темницу, она мне еще нужна. — Кастер отстраняется, следуя к массивным дверям, где за порогом идет кристально-чистый снег, веющий своим холодом и безжалостным морозом, что начинает царить только в ночное время. Юный Хардсейм выходит наружу, видя изуродованное тело благородного капитана, прикованное к колесу. Кастер нехотя продолжает идти вперед, приближаясь к нему.
— Мне прискорбно смотреть на тебя, ты получил то, чего хотел, я даровал тебе свободу. Даровал все то, чего не имел сам. В далеком далеком детстве. И это моя отплата? Хотя, я понимаю. Ты любил мою жену. Любил искренне, без какой-либо корысти, а я забрал Эмму из твоих объятий. Лучше бы она осталась там. Лучше бы я отпустил вас тогда. — Кастер с болью на душе обходит стонущего капитана, что уже не может выговорить и словечка. — Я тебе верил. Верил же, будь ты проклят. Мне показалось, что у меня появился товарищ. И в одночасье, я ответил тебе, Джейсон. Ответил, что я не чудовище. Им я не был до этих самых пор. Теперь, умирай здесь. — Прискорбно подытожил конунг, пройдясь по ледяной тропе. По щекам пробежалась слеза , слеза отчаяния и горя, слеза обиды и потери того, кого когда-то любил. Джейсон слышал каждое слово юноши, холод накрывал своим леденящим одеялом, а небо, серое, беззаботное – становится все мрачнее и мрачнее. Ветер уже ощущается совсем по другому, ведь капитан постепенно покидает этот мир, уходит в отголоски мира, в надежде на то, что душа не растает там, а будет существовать. Будет ожидать свою возлюбленную до тех пор, пока Серый мир не падет, пока не падет Лимскол.