— Тысяча? Только одна ваша дружина? А остальные где же? Или их тоже побили? — нетерпеливо бросал один за другим вопросы воевода храбров.
— Волынские с нами были и вроде куряне…
— А киевская дружина?
— Киевская и черниговская, как растоптали их стан…
— Чей стан? Кто растоптал? Да говори ты толком! — торопил Алёша. Но ратник не отвечал, жадно припав к кружке с водой, которую кто-то поднёс к его губам.
* * *Кого только не видали перед собой священные дубы за долгие века. Здесь, на острове Хортица, останавливались славянские плаватели. Одолев страшные Днепровские пороги, приносили жертвы Перуну и другим языческим богам. В этих же рощах возносили свои молитвы и христиане — купцы, воины, паломники, отправлявшиеся к грекам в Византию или возвращавшиеся на родину. Здесь, оставляя, ладьи, пересаживались на коней ратники, уходившие в половецкие степи. Но такого множества народа давно уже не привечала гостеприимная Хортица. За парусами столпившихся вокруг острова ладей не видать днепровской воды. По вечерам весь остров светится веселыми огнями костров. Летят на огонь ночные бабочки, тучами вьются комары. А у костров — песни, шутки, смех. Кажется, что собрались здесь не воины перед битвой, а съехались витязи на праздничный турнир. Да и с кем биться? Где они, эти страшные таурмены, или, как их ещё называют, татары-монголы, от которых сломя голову бежали степняки? Стоило галицкому князю со своей дружиной выйти против них, как они повернули коней назад и исчезли в степи, будто наваждение. Даже воеводу своего бросили. А тот, соскочив с убитого коня, кубарем скатился в овраг, забился в волчью нору. Ратники галицкого князя вытащили его. Он стоял, ощерясь, будто затравленный зверь, — невысокий ростом, коренастый, с широким лицом, на котором круто вздымались скулы и горели черным огнем раскосые глаза.
Скачи вдогон за князем, скажи — чужеземца пленили! — приказал одному из воинов старший дружинник. Но князь, порубив и разогнав воинов вражеского сторожевого отряда, уже возвращался назад. А рядом с ним — на беду пленника — ехал старый половецкий хан. Ратники, окружившие пойманного, расступились, давая им дорогу. Князь не успел ничего сказать, как половецкий хан, взвизгнув, что-то громко крикнул по-половецки своим воинам, и те кинулись к пленнику, сорвали с него шлем и кольчугу. Хан и сам соскочил с коня, несколько раз ударил пленника ногой, по-прежнему продолжая что-то яростно кричать по-половецки. Только слово «воевода» выкрикивал по-русски. Совсем недавно этот воевода, налетев на половецкие вежи, на глазах у всех зарубил младшую жену хана и сжёг вместе с кибиткой его малолетних детей. Половецкие воины по приказу хана привязали пленного воеводу к четырём коням и погнали их вскачь.
Об этом и говорили, сидя у костров, воины. Побил таурменов галицкий князь где-то возле Олешья, когда шел сюда к порогам, — с одной только своей дружиной да половецкими войсками. А теперь, когда сошлись дружины разных княжеств, ни у кого не было сомнения, что чужеземцы будут разбиты и навсегда забудут дорогу не только на Русь, но и в эти степи.
Вот тебе и Чингис! «Владыка мира», «любимец неба» означает это имя, которое он сам себе взял — хан неведомого народа. Испугался он, видно, не на шутку. Разве иначе прислал бы он послов сюда на Хортицу после всего, что случилось?
Первые послы — два чужеземца, а с ними русский — пришли ещё в Киев.
Чужеземцы стояли молча. А русский поклонился киевскому князю, достал грамоту, развернул её и стал громко читать:
«Слышали мы, что русские собираются идти на нас. Мы вашей земли не занимали — ни городов, ни сёл. Пришли мы на наших холопов — половцев». Как только прочитал он это, галицкий князь закричал — не то про чужеземного хана, приславшего грамоту, не то про русского, который читал её:
«Совсем изолгался, собака! Половчанам они тоже так писали! А потом!»
Старый половецкий хан тоже закричал. Да и как было ему не кричать. Галицкий князь говорил правду. Прошлым летом, когда проклятым чужеземцам в Кавказских горах преградили дорогу смелые горцы алланы, в половецкие вежи вот так же пришли послы — может быть, даже эти самые. И грамоту принесли ещё хитрей этой: «Мы с вами одной крови и не собираемся вас воевать. Мы только алланов побьём, и вы их бейте и берите себе ихние стада». И ханы его обрадовались даровому добру. И сам он позарился тогда на сытый, кормленный на горных пастбищах скот алланов. Напал на горцев и угнал скот и коней. А пришлое войско, как только одолело алланов, тотчас двинулось на половецкие вежи. Вот тебе и одна кровь!
А русский, пришедший с чужеземцами, продолжал читать дальше: «Мы слышали, что половцы причинили вам много зла. Если они бегут к вам, бейте их и забирайте их добро!»
«Верно! Незачем нам в степи идти за чужим обозом!»
«Его ещё добыть надобно — этот обоз! А вот у степняков отнять стада и коней — это сам бог велел. Мало ли они нас грабили!» — послышались голоса.
Ещё неизвестно, чем бы кончилось это дело, но тут один из половецких ханов вытащил из ножен саблю и полоснул русского, читавшего грамоту. Чужеземцы тоже схватились за оружие, но на них накинулись дружинники, свалили, скрутили. А потом и вовсе убили. Это галицкий князь всех уговорил. Убивать послов — самое худое дело, и не в обычае это у народов, блюдущих свою честь. Но оно свершилось, и о нём старались поскорей забыть. Тем более все были удивлены, когда от иноземцев явились вторые послы. Их убивать не стали. Просто прогнали. Теперь все, от князя до простых воинов, только и думали о том, чтобы поскорей настигнуть непрошеных пришельцев вместе с их обозами.
Напрасно воевода Юрий из дружины галицкого князя твердил, что таурмены — отменные стрелки и крепкие воины. Остальные — и те, что несколько дней назад участвовали в схватке с пришельцами, и те, что никогда их в глаза не видели, — только смеялись в ответ.
— Да какие там воины!
— Хуже половчан!
— Степняки поганые, и все тут!
И вот однажды утром раздался крик сторожей. В степи показались всадники, подскакали к берегу, разглядывают стоящие на причале у Хортицы русские ладьи.
Услышав это, молоденький волынский князь, совсем ещё отрок, а с ним и другие молодые князья со своими дружинниками вскочили на коней, перешли вброд Днепр и кинулись в погоню за таурменами. А следом двинулось и все войско.
И вот уже русская рать идёт половецкими степями. И опять — удача! Воистину у страха глаза велики! Один за семерых померещился половчанам. Наплели с испугу сказок про неодолимую силу пришлого народа. И кони-то у них быстрей скачут, и сабли острее, и пики длиннее, и кольчуги крепче. Кони и правда у татаро-монголов быстрые. Несутся вспять — не догонишь. И кольчуги доброй работы. А что касается сабель, так, может, они и острые, только не выстояли с ними пришельцы против русских мечей. Короткий бой, и чужеземцы бегут все дальше в степь. А в награду победителям остаются мирно пасущиеся на приволье конские табуны, стада коров, буйволы, верблюды, овцы… Их столько, что хватит и князьям, и воеводам, и простым воинам. А где-то впереди ещё — обозы с несметным богатством…
Восемь раз всходит и заходит солнце. Восемь раз накрывает степь звездным пологом теплая ночь. А чужеземцы, которых и звать-то как неизвестно, будто дразнят идущее вслед им войско — то замаячат на окоеме, то сгинут, будто их не было. Притомились и люди, и кони.
— Эдак мы все половецкое поле обрыскаем, а та-урменов, или, как их там, татаров-монголов, в глаза не увидим!
— А пускай их. Пусть уходят к себе, только обозы бы оставили! — посмеиваются воины, шуткой разгоняя усталость.
И в самом деле, русская рать дошла уже до южного края половецких степей. Вот и речка Калка — коротенькая, три конных перехода — и впадает она в Азовское море.
Здесь, на берегу Калки, князья, собравшись на совет, решают разбить стан — дать отдых ратникам и коням.
Галицкое войско вместе с половцами раскинуло шатры на берегу. Киевская и черниговская дружины — поодаль у подножия холма. А меж ними расположились ратники других волостей.
Ранним утром по приказу галицкого князя на разведку отправляется сторожевой отряд. Во главе его — семнадцатилетний князь волынский. С почтением слушает он напутственное слово — разведать, где стоят посты, охраняющие лагерь противника, много ли у таурменов войска, а главное, при них ли находится обоз. Галицкии князь не только прославленный полководец, он еще и отец невесты юного князя. И радуясь, что именно ему доверено такое важное дело, юноша птицей взлетает на коня.