Выбрать главу

11 Повернула Горислава в земли Давыда Горынского и в дому Давыдовом, как в семье родной, поселилась.

12 И подоспело ей время родов, кок весть пришла о кончине Симеоновой. Принуждаем был Симеон отчей веры отречься и басурманский обычай принять.

13 Зане злобились на него и́здавна в орде за грозу Боривоеву и, как несомненно знали, что Христа ради он и на лютую казнь пойдет, таковую ему и ковали погибель.

14 И умучен был в орде князь Симеон Управда за имя Христово.

XVIII

1 Как услышала про то Горислава, пришла к Василисе и простерлась перед нею наземь и, в грудь себя биючи со слезами, говорила:

2 «Ныне, государыня-матушка, как угодно было Господу Симеона к сонму преславных мучеников Своих сопричесть, выслушай, каково же было окаянство мое кромешное, и всю злобу мою змеиную познай.

3 «Расскажу тебе, как меня, злодейку богоостудную, сатана искушал, как душу мою отчаянную, разбойную на волос от конечной пагубы по краю водил и в бездну геенскую толкал.

4 «Пошла я под венец, сердце скрепила, суда Егорьева ради, Егорьевой воле покорная.

5 «А как осталась с мужем наедине, тут и вступило в меня навождение. Топор на него припасен держала за постелью брачной.

6 «Две ночи, чуть он дремой забудется, за топором тянулась рукой; да, видно, сила Господня руку держала.

7 «Не подымалась рука на неповиннаго, а сердце в груди, как зверь ярый в клетке, прядало. Всю руку я себе в те ночи зубами искусала, волчица бешеная.

8 «На третью ночь встала я тихонько с постели, — а он спит, ро̀вно дышет, и губы приоткрылись, будто улыбаются, и румянец на щеках играет, — красивый такой. (273)

9 «Топор достала и совсем уж к удару изготовилась, да вдруг вижу, — Егорий ли сам очи мои отверз, твои ли тут молитвы помогли. Лазарево ли меня откупило страдание, —

10 «вижу, матушка, на челе его светлый венец и будто кровь из-под венца на чело сочится. И ужаснулось сердце мое, и умилилось.

11 «На утро, ни в чем ему не признавшись, запросилась я на дальнее богомолье, и он, видя трепет мой и тайную муку мою, не прекословя отпустил.

12 «Долго я по святыням ходила, стужу и глад терпела, поклоны била, плоть свою нещадно казнила, грех свой тяжкий отмаливала.

13 «Намедни говорит мне на исповеди отшельник некий, подвижник великий: 'Отпускаю тебе властию, мне данною, грех пожелания и умышления твоего и обуреваемого естества твоего, по сердечному сокрушению твоему.

14 'И благословляю тебя на подвиг материнства твоего, и благословенно будет дитя твое: мир оно в душу твою и многих прольет, отрадою тебе будет и прощением. И чаяние твое на ней свершится'.

15 «Как сказал мне прозорливец таковы слова, надежда великая, словно заря в ночи, душе моей воссияла».

16 Отвечала Василиса: «Сходи ты, дочь, помолись у источника Егорьева, чтобы дал тебе Святой благое от бремени разрешение, на мир и отраду и прощение всем нам.

17 «Ибо тяжко почила на роде нашем десница Господня».

XIX

1 Пошла Горислава на Егорьев ключ и молилась у креста над криницею.

2 И на молитве почувствовала, что наступает час ее, и обняла руками крест, на коленях стоючи; и схватили ее боли родильные, но не выпустила креста из рук, а как схватилась за него, все крепче держалась, доколе по муке недолгой не разрешилась от бремени.

3 И, родивши дочь, встала от креста через великую силу, и омыла младенца водою из кладезя, и труд непомерный подъявши, и не глядючи на усталость смертельную, новорожденное дитя к Василисе донесла и на̀ руки ей положила,

4 сама же слегла, телом изнурена до измождения последних сил, душею воскресшая. И, светло возрадованная, говорила, плоти изнеможение перемогаючи, о младенце: «Родилась отрада моя». (274)

5 И нарекли дочь Симеона и Гориславы во святом крещении Евфросинией, что значит: отрада; прозывать же обыкли завсегда Отрадою.

6 И когда окрестили Отраду, пришел ангел мирный к одру Гориславы и душу ее из уст вынул.

7 Родилась Отрада под Яблочный Спас, а под Успеньев день хоронили Гориславу; и положили ее, по ее умолению, в заповедной дубраве Егорьевой.

XX

1 Уж и третья весна расцвела с похорон Гориславиных, а все темен и хладен коснел Лазаря дух, как страна полунощная, и уста его замыкала обида.

2 Затворился в терему своем сидень и никого, опричь матери, на глаза к себе не пускал; разве князя-родителя во дни праздничные, и того с неохотою.

3 Думу ли про себя неотвязную думал, та̀к ли дремал душой; но Богу вовсе, почитай, не молился, книгам же божественным часами прилежал, не умиления ради, а научения;

4 инорядь из оных и княгине Василисе вслух читывал, как была она до писаний жадна.

5 Читал он ей так однажды про Давида-царя повесть свою излюбленную и, как дошел сказ до Вирсавии, внезапно возмутился духом и воскликнул:

6 «Не кори меня ота̀й, матушка, за бесчувствие и окаменение сердца моего, что николи я ни Симеона, ни Гориславы ни слезою умильною, ниже словом не помянул.

7 «Живой о живых жалеет, по мертвым плачет; а я-то жив ли воистину, и сам того не ведаю.

8 «Ровно в омут дремучий с головой затонул; ал и на погосте лежу, с соседями переговариваюсь; и, мнится, мертвых нашепты ближе слышу, чем ваши речи живые.

9 «Потускнел, потемнел в очах моих свет солнечный, не радует сердца моего, и твой голос доходит словно с того света.

10 «Будто — знаешь, как нищие странники поют, — посадили меня в погреба глубокие, защитили щитами дубовыми, задвига̀ли доска̀ми чугунными, засыпа̀ли песками рудожелтыми». (275)

11 Прервала речь его Василиса: «Так-то, сынок, о самом Свет-Егорье старцы поют перехожие. А и дальше поется стих:

12 «Как по Божию повелению, По Егорьеву умалению, Подымаются ветры буйные, Разносили пески рудожелтые, Раздвига̀ли доски чугунные, Разметали щиты все дубовые, Выходит Егорий на вольный свет.»

13 Молвил Лазарь: «Вот в том-то и разница, что по Егорьеву, сказывают, умолению. И мне так прежде чаялось, как сила во мне жила: чего-де соизволил, то и вымолил.

14 «А ныне ее мне, силы-то на хотение да умоление, отколь добыть? Сокрушил меня сильнейший меня, и силу мою из меня вынул.

15 Ушла из души моей силушка, как вода из пригоршни утекла. Не ноги у меня отнялись, а сила душевная. И при жизни душа моя в сень смертную низошла.»

16 А ему в ответ Василиса: «А чья она в тебе, сила-то, была? Не Егорьева ль? Егорий дал, Егорий взял, он ее тебе и сохранит. Нато ты и Егорьев родич».

17 Усмехнулся Лазарь: «Егорьева», — говорит — «сила царская. Стыдом да пощадою царство не наживается.

18 «Сказывал я тебе о Давиде-царе: не так он, как я поступал. Не такого, знать, и родича себе Егорий хочет».

19 Осерчала Василиса: «Полно, Лазарь, не криви душою! Не тем себе Давид царство добывал. И я, гляди, с тобою начетчицей стану.

20 «А как он к Саулу в шатер ночью вошел и спящего погубить не восхотел, вот чем он себя царства достойным показал».

21 Задумался Лазарь, да и пуще принахмурился. «Хитра ты государыня-матушка, дитятко ненаглядное улещать, да ныне меня ника̀я лесть не берет.

22 «Все одно мне стало: на царстве ли сидеть, али сиднем за печкой. Не мани́т ма̀на из сна-дремы. Отошла моя душенька в дальние места, незнамые.

23 «Помнишь, он-же, царь Давид, траве усохшей человека уподобляет: что злак сельный, говорит, отцветет человек; 'яко дух пройдет в нем и не будет, и не познает ктому места своего'.

24 «Такожде и мой дух тела своего не познаёт. Прошла через меня сила насквозь, и нет ее: остался злак сохлый да никлый».

25 И отвернулся Лазарь лицом от матери на ложе своем. (276)

XXI

1 С той поры перестал Лазарь с матерью беседовать, и книг боле ни вслух, ни про себя не читал; и прошло так еще немало времени.