- Нет. Я живу книгами и с книгами.
Далее следовали банальные вопросы, которые так любит задавать журналисты, вроде «где вы живете?», «с кем вы живете?», «любимый цвет?» и тому подобная ересь, которая не несла в себе ни смысла, ни пользы.
Через три часа непрерывной болтовни, литератор затребовал фотосессию. Кольта снимали со всех ракурсов, но почему-то на большинстве фотографий лицо кольт закрывало что-то черное. Кольт очень долго позировал и веселился из-за реакции Бальтазара на фотоаппарат. Материя то и дело прикрывала глаза и шрам Кольта, красовавшееся на запястье.
Сначала литератор психовал, однако потом понял, что в этом есть какой-то шарм. Безликий автор, о котором неизвестно практически ничего, однако он с так заинтересовал публику своими творениями, что его примут любым. Писатель, поэт, творец - мастер своего дела. Скрытое лицо его лишь разбудит в читателях большее любопытство.
- Спасибо за содействие, - Антанас пожал Кольту руку, - надеюсь, мы еще встретимся. Мне очень понравилось общаться с вами лично, а не узнавать вас через книги.
- Не скажу, что взаимно, - Кольт обворожительно улыбнулся, - вы задавали лишь наводящие вопросы, а выводы делали сами. Тем более, не люблю говорить по душам с людьми, о которых ничего не знаю.
- Не думал, что вы меня поймаете, - литератор поднял обе руки вверх, - однако вы не только оправдали мои ожидания, но еще и более. Я вами восхищен, надеюсь мы еще встретимся.
- Сомневаюсь.
Глава 6
Пока Кольт отсутствовал, Николь вышел на балкон. Просторная лоджия, абсолютно пустая за исключением книжного шкафа и небольшого кресла. Николь поставил мольберт и установив на него холст, достал кисти и акварель.
Писать акварелью у него получалось лучше всего с самой художественной школы, которую он посещал с начальных классов. Картины, написанные акварелью несут в себе минимум деталей, однако так прекрасно передают эмоции и смысл того, что хотел передать художник.
Закрепив зажимом портрет Кольта, нарисованный утром, Николь начал рисовать.
Стемнело, однако он не прекращал завороженно покрывать холст мазками красок.
Раздался скрежет ключа в замке. Николь выбросил сигарету в окно и прошел в коридор, дабы встретить Кольта. Перед ним предстал писатель, от внешнего вида которого художник опешил.
Высокий, стройный, в приталенном плаще, с завязанными в хвост волосами, Кольт оперся о косяк двери и прикрыл глаза. Все его состояние указывало на усталость организма и с бешеной скоростью наворачивающуюся депрессию.
- Как прошел день? - Николь тепло улыбнулся.
- Ужасно. - Кольт начал было разуваться, но быстро передумал и прошествовал на кухню, - Есть что-нибудь?
- Конечно! - блондин кинулся накладывать Кольту жареную картошку с курицей, которые даже не успели остыть, - Тебя долго не было, я немного обнаглел. Ты не против, что я оккупировал лоджию?
- Зачем? - Кольт приложился к ужину, в очередной раз поразившись тому, как прекрасно готовит его сожитель.
- Ну, понимаешь, я художник, мне нужно куда-то поставить мольберт, разложить краски, а комната - это твоя мастерская, я не хочу тебе мешать. Если же попытаться рисовать на кухне, можно отравиться, потому что краски - это очень вредные химические вещества, которые могут так сильно навредить организму, как никогда не навредит даже твой образ жизни.
Закончив вещать, Николь посмотрел на Коль. Писатель сидел с куском курицы, торчащем изо рта, держа вилку, на которую был наколот кусок картошки и во все глаза смотрел на собеседника, не смея пошевелиться.
Это был не просто шок.
- Ты - художник? - наконец выдавил из себя Кольт.
Хотя из-за курицы во рту и получилось «Кы хугогник?», Николь прекрасно понял, что он имел ввиду.
- Ну да... я разве не говорил?
- Нет. Я хочу видеть твои работы.
Разделавшись с ужином, Кольт и Николь отправились на лоджию, где стоял мольберт с холстом, краски на котором еще даже не успели высохнуть.
Кольт воззрился на полотно и обомлел. Оттуда на него смотрело его отражение, но более приятное для глаза, нежели то, которое он видит в зеркале. Нечеткость рисунка отдавало шармом, котором не было в самом человеке. В руках у Кольт была сигарета, а на коленях стоял ноутбук, из которого лился свет. Свет олицетворял не свечение экрана, а жизнь книги, рождающейся в бездушной машине. Писатель с иронией подметил, что то, что рождается сейчас - это скорее всепоглощающая тьма, которая вот-вот вырвется из его души и охватит мир. Сначала в строках книг, а уже потом как физическая материя. Однако это не помешало ему восхищаться работой Николь.