«Мир вместо войны!» Этот лозунг как знамя несли Германии мы, солдаты и офицеры механизированного корпуса, маленькой частицы великой Армии.
По-особому звучал каждый выстрел танковой пушки, каждый залп. Теперь, как никогда, мы ощутили, что боевой залп наших орудий — это торжествующая песня победы над фашизмом.
Мы шли, не останавливаясь, не задерживаясь, по весенним дорогам Германии.
По ночам еще прохладно, никак не хочет уходить зима. Но чуть забрезжит рассвет, и приходится ей, злой и холодной, уступать место законной правительнице молодого мая — веселой ласковой весне, весне нашей победы.
Дожди умыли бетонированные дороги. Из лопнувших почек выбрались на свет зеленые листики, подставляя блестящие зеленые ладошки солнцу. Они еще такие маленькие и нежные, что не скрывали за собой тайны леса: он весь просвечивался, полный свежего, золотистого воздуха. Весело журчали весенние потоки, унося прошлогоднюю листву, сломанные сучья, обмывая замерзшие корни деревьев живительной влагой, согретой солнцем.
Навстречу нам, подобно весенним потокам, двигались бесконечные, такие же шумные обозы: шли граждане всех стран Европы и даже Америки, освобожденные советскими воинами из концентрационных лагерей; изможденные русские, сорвавшие со спины позорную надпись: «рабы с востока»; черноглазые непоседливые французы с темным пятном на спинах вылинявших рубах — там тоже недавно была та же надпись, только с заменой стороны света: вместо востока — запад; поляки, чехи, итальянцы, румыны. Шли и ехали в фургонах, лакированных колясках, телегах. Наскоро сшив национальные знамена, прикрепив разноцветные флажки к фургонам и детским коляскам, вся эта неорганизованная масса еще вчера бывших рабов, а сегодня свободных людей пела и танцевала, смеялась и плакала, приветствуя на разных языках русских танкистов и пехотинцев.
Среди этой шумной, счастливой толпы уныло брели немки и немцы, толкая перед собой детские колясочки с домашним скарбом. Немцы пугливо озирались на проходящие мимо советские танки, на веселые, трепещущие на ветру разноцветные флаги народов, шли неизвестно зачем и неизвестно куда. Просто жизнь, привычная, уравновешенная, замкнутая в стенах чистеньких, благоустроенных домиков обывателя, вдруг сорвалась и понеслась куда-то, влекомая непонятным и потому особенно грозным вихрем. И они поплелись следом за ней в поисках тихого угла, где можно переждать, присмотреться к тому новому, что будет после того, как уляжется этот вихрь. А может быть, они опасались мщения, — они чувствовали за собой вину, недаром покинули свои дома, украшенные расшитыми украинскими рушниками. Как знать, не узнает ли русский солдат роскошную вышивку по краю полотенца с красными хохлатыми петухами и витиеватой надписью на незнакомом языке: «Утром умоешься — утрись»? Как знать, что сделает тогда этот солдат?..
И немцы уныло плелись, спасаясь от своих мыслей, от своей вины, от самих себя, не смея вспоминать прошлое и не веря в будущее, непонятное и пугающее.
Смотреть на них было смешно и жалко, и невольно поднималось гордое чувство собственного превосходства. Мы-то знали их будущее, и нам оно совсем не представлялось страшным. Советская Армия принесла знамя свободы и передала его всем освобожденным народам. Это же алое знамя, но не кровавой мести, а свободы, принесли солдаты Советской страны и народу Германии. А какую настоящую жизнь может построить сам, своими руками свободный народ — никто в мире не знал лучше нас.
Наши солдаты удивлялись и обижались, когда немцы вдруг начинали вываливать из колясок свой скарб и покорно отходили в сторону, отдаваясь на милость победителя. Победитель может взять все, что угодно, в побежденной стране — так воспитывались немцы фашистами многие годы. Но русские победители были какими-то странными: они ничего не брали, ничего не отнимали и даже давали голодным немецким детям хлеб и консервы. И эта незаслуженная к ним щедрость, — а немцы понимали, что она незаслуженная, — пугала еще больше.
В придорожных канавах ржавели немецкие автоматы, винтовки, тупорылые «фау». Мимо этого бесполезного арсенала большими и мелкими группами брели немецкие солдаты в поисках плена.
Пехота еще не подошла, а нам некогда было возиться с бесчисленными пленными: не могли же мы из-за них притормаживать свое стремительное продвижение вперед. Поэтому в плен брали несколько своеобразно: на ходу формировали из гитлеровских солдат команды, назначали старшего и давали ему на руки «направление» — короткую, наспех написанную записку с указанием числа пленных и части, отправившей их в тыл. И немцы брели дальше по дорогам кончающейся войны.