В конце концов на него даже появилась карикатура в стенгазете: «Бестроечник на уроках». На ней трижды был изображен Рубин, изображен очень правдоподобно, с его высокомерными бровями и сосредоточенным, угрюмым взглядом: на литературе он читает историю, на истории — химию, на химии — литературу. Под последним рисунком стояла подпись:
«По окончании недели — смотри сначала».
Рубин сделал вид, что не заметил этой карикатуры.
Первой на все это обратила внимание Зинаида Михайловна.
— Полина Антоновна! А вы следите за Рубиным?
— А что?
— По-моему, он очень переживает.
— Ну и что ж? Пусть переживает!
Зинаида Михайловна промолчала, но на другой день заговорила вновь:
— А не кажется вам, что вы слишком суровы к Рубину?
— Что же мне, с коллективом его мирить? — не уступала Полина Антоновна.
— Может быть, и помирить! — стояла на своем Зинаида Михайловна. — Я не знаю, как вы его понимаете. Мне лично не хотелось бы подходить к нему упрощенно и считать его простым, мелким себялюбцем. Это гордый и сложный юноша, которому пришлось пережить трудную полосу в жизни. Я бы его поддержала.
В учительской завязался вокруг этого общий спор, но Полина Антоновна ожесточилась на Рубина и упорно считала, что полученный урок он должен сам пережить и сам найти пути примирения с коллективом. И только история с вечеринкой показала, что она не совсем была в этом права. Парень действительно перенес тяжелую ломку, крушение горделивых помыслов, ложных замашек и растерялся: «я — никто», «я — такой же, как все». Отсюда потуги на фамильярность, участие в глупой пирушке, хотя бы для вида, за шахматной доской, но лишь бы заполнить ту пропасть, которую он ощутил вдруг между собой и товарищами; отсюда, очевидно, и неожиданная, странная дружба с Мишей Косолаповым, которая говорила о тем же — Рубин тянется к людям. Да, Зинаида Михайловна несомненно права: парень растерялся на крутом вираже, и ему нужно помочь.
Поэтому, когда стали формировать «Совет дружбы», Полина Антоновна первым назвала его.
— Не подойдет! — категорически заявил Игорь. — Дружить с девочками должны крепкие ребята, на которых можно положиться.
— А что же, на Рубина нельзя положиться? Принципиальный парень! — заметил Борис.
— Говорить о принципиальности — это еще не значит быть принципиальным, — с той же категоричностью возразил Игорь. — Был секретарем — поучал, командовал, а получил по рогам — теперь себя обнаруживает.
Игорь вообще все больше и больше нравился Полине Антоновне. С тех пор как его выбрали старостой, порядок в классе стал заметно крепнуть. Игорь подтягивал дежурных, но когда увидел, что Миша Косолапов сам подбирает валяющиеся на полу бумажки, пренебрежительно сказал:
— Метла ты, а не дежурный! Зачем сам подбираешь? Заставь того, кто насорил!
На классных собраниях он подводил краткие и точные итоги: как прошла неделя, кто как дежурил, как сидели на уроках, кто и в чем провинился. Говорил прямо и резко. Между мыслью и делом у Игоря вообще была тесная и непосредственная связь: решил — сделал, сказал — выполнил. Ничего промежуточного! Полагается выходить на перемене из класса — выходи! Не выходишь — нужно вытащить. Это была очень хорошая черта, хотя она иногда переходила в излишнюю прямолинейность.
Эту прямолинейность отметила она и здесь. Полину Антоновну не смущало, что Игорь так решительно возражал против ее предложения, — это, скорее, радовало. Смущало ее отсутствие гибкости. Борис, тот понял ее и поддержал: «Ну, не выбрали его в бюро, проучили — хорошо! А получается, что мы забыли о нем, он у нас теперь никакой общественной работы не ведет». Но Игорь упорно стоял на своем, и только после больших, затянувшихся споров решили: назначить Рубина, как это было названо в шутку, главой делегации мальчиков в «Совет дружбы».
Рубин взялся за дело энергично и на следующем же заседании совета предложил план работы. План был конкретный, деловой и с небольшими поправками был принят девочками. Одним из первых мероприятий по этому плану была экскурсия в Третьяковскую галерею. Рубин и здесь проявил себя с неожиданной стороны — он сам съездил в галерею, договорился об экскурсии, и в назначенное воскресенье оба класса собрались в условленном месте, у памятника Гоголю.
Оттуда до Лаврушинского шли пешком. Шли общей гурьбой, мальчики и девочки, иногда порознь, иногда вместе. Остановились на мосту, смотрели на Кремль, — он отсюда особенно хорош, весь как на ладони. Вот о чем-то заспорили, вот чему-то засмеялись. А потом как-то само собой выделились две пары — Саша Прудкин с Юлей Жоховой и Сухоручко с Ниной, — выделились и пошли вперед. Еще квартал, и они уже идут под ручку.