— А знаешь, ты расстроен совсем не из-за разрыва классов!
Я, конечно, понял, на что он намекает, но стал возражать. Разумеется, Таня играет во всем этом крупную роль, но, во всяком случае, не основную. Главное — в общественной работе. Дружба с девочками как бы удваивала наш коллектив, а совместная газета делала мою работу очень интересной, и без нее мне будет пусто и скучно. Получалось, что в данный момент я терял половину коллектива, и это меня расстраивало.
Но Игорь такой человек — он ни во что не верит и на все смотрит по-своему. Поэтому он усмехнулся и сказал:
— Ладно, ладно, Валя-Баталя! Все ясно!
Он, конечно, опять намекал на Таню, а я старался его разубедить. Но это у меня, кажется, не получилось, и Игорь остался при своем мнении.
Не знаю, я сам запутался, может быть оно и так.
В общем, секрет мой стал известен Игорю. Это нехорошо!.. Так я могу очень быстро о чем угодно выболтать любому встречному. Это очень нехорошая черта. В следующий раз нужно следить за своими словами и быть сдержанней.
А может быть, и не так? Сказал и сказал, — подумаешь! Не нужно бояться своих чувств, нужно быть в них смелым и открытым.
А может быть, и это нехорошо, что я так близко все принимаю к сердцу? Нужно стоять выше всех мелочей, нужно иметь цель, на достижение которой не должны влиять никакие невзгоды личной жизни. А то, бывает, случится что-нибудь — и опускаются руки, и думаешь: как тяжела борьба, и хочется все бросить и уснуть. А потом забываешь об этих мыслях, и стараешься опять, и борешься. Появляется уверенность, что я — человек, что жизнь — впереди, и если я буду хорошо учиться и работать, и жизнь у меня будет хорошая.
А потом — опять срывы и апатия, в душе снова появляется чувство неудовлетворенности собой: не все я делаю, что могу.
За всеми этими разговорами и думами мы дошли до дома, где жила Таня. Дом ее маленький, деревянный, с балкончиком, оставшийся от старой Москвы. Стоит он в глубине двора, между высокими липами. Мы долго топтались возле него, исшагали весь переулок в надежде встретить Таню, потом снова топтались возле занавешенного окна и двери. Как постучаться? Как войти? Что сказать? А вдруг она позовет домой? Хорошо, если бы она вышла на улицу.
— Ну, давай звонить! — сказал я.
— Звони!
— Нет, ты звони!
— Нет, я не буду! — категорически заявил Игорь.
Он оказался трусливей меня и никак не хотел звонить и первым заводить разговор.
Наконец я решился и нажал кнопку звонка. Я слышал шаги по ту сторону двери, слышал, как повертывали ключ в замке. Сердце мое замирало.
И вдруг:
— Вам кого?
Перед нами стояла пожилая женщина, такая же простая и добродушная, как Таня, — ее мать. Тани, оказывается, не было дома, она уехала в библиотеку, готовиться к сочинению.
— А кто приходил? Что передать? — спросила женщина, но мы только благодарили и извинялись.
На другой день я осмелел и зашел к Тане один. Она была дома. Приятно было видеть ее в легком, простеньком, домашнем платье. Я вдруг подумал о ней — чтобы она была вот так возле меня, в таком домашнем платье, и чтобы все было по-домашнему, и от этого я так смутился, что не знал, о чем говорить. Но ее глаза смотрели так ясно и просто, что я скоро оправился и завел разговор насчет классных дел.
— Послушай, Таня! Что у вас произошло? — спросил я.
— Ничего особенного. Мы обиделись за свою подругу. Вполне естественно. А тебя что — на разведку прислали?
— Да нет! Это я так!..
— А почему — так, если тебя прислали? Ты же разведчик! — засмеялась Таня, и от этого смеха у меня на душе стало светло, и я тоже засмеялся.
— А какой же я буду разведчик, если прямо сознаюсь в этом?
— Ну, а пытать я тебя не буду. Разведчик так разведчик. Только плохой ты разведчик — сразу попался!
Это, конечно, была шутка, но настроение у меня испортилось, и я даже разозлился.
— А почему же вы не сказали об обиде, а сразу — рвать?
— А разве об обиде говорят? Об обиде догадываются. А вы не догадались!
— А когда нам было догадываться? Вы на другой же день — сразу ультиматум!
— Ну, это конечно, Нина поспешила, а вообще…
— А вообще не видно, чтобы у вас глубина была.
— Почему же не видно, чтобы у нас глубина была? — тоже, кажется, обиделась Таня.
— А какая же это глубина — сразу рвать? Значит, не дорожили дружбой, не дружили как следует, сотрудничали, как Нина говорит. Настоящие друзья так не поступают.
— А вы сами…
— Что мы сами?
— Ничего.