— Зачем вам нужны книги? — спросил Борис.
— Как зачем? Книги-то наши! Или вы их и отдавать не хотите?
— Я думал, вы монтаж одни думаете готовить.
— Нет. Ну что же мы одни-то будем делать?
— Видите? Значит, из-за ссоры и монтаж срывается. Выборы, политическая кампания, а мы…
— Не мы, а вы!
— Как мы? Порвали-то вы!
— А виноваты вы!
— А по-моему, кто порвал, тот и виноват!
— А по-нашему, кто вызвал это, тот виноват!
— Ну вот, давайте соберемся обоими классами и решим, кто виноват.
— Мы на это не уполномочены.
— А не уполномочены, так я вам и книжки не отдам. Книжки я Нине отдам, вашему комсомольскому секретарю. Хотите мириться — заставьте ее прийти завтра в это же время сюда, к памятнику Гоголю. До свидания!
Борьба так борьба! Борис поклонился и пошел.
А на Арбате он совершенно случайно встретил Таню Демину. В своей красной вязаной шапочке с белыми звездами она быстро шла, глядя себе под ноги, о чем-то задумавшись. Борис ее даже не сразу узнал и, только когда она прошла, окликнул ее:
— Таня!
Она оглянулась.
— Борис!..
Эти два возгласа, радостные, приветливые, вдруг как бы исчерпали разговор, и Борис не знал, что сказать и зачем вообще он ее окликнул.
— Куда идешь?
— В университет, на кружок, — ответила Таня.
— Интересно?
— Очень интересно!
— Ах, да! Таня! — вспомнил Борис. — Ты не можешь сказать мне телефон Елизаветы Васильевны?
— Елизаветы Васильевны? — спросила Таня. — Зачем?
— Нужно!.. Надеюсь, поможешь?
— Так и быть! Помогу!
Таня улыбнулась и, покопавшись у себя в записной книжке, назвала номер телефона.
— Не выдашь? — спросил Борис.
— Не выдам.
— А в чем у вас дело? А?
— Так тебе же разведка, вероятно, донесла? — снова улыбнулась Таня.
— Донесла… Но, я думаю, тут дело глубже, не только в одной неприятности с Майей. Это предлог!
— Предлог! — согласилась Таня.
— А причины?
— Ты что, тоже разведкой решил заняться?
— Нет, серьезно, Таня! Ну, чем девочки недовольны?
— Чем?.. — переспросила Таня, видимо раздумывая, говорить ей или не говорить. — Кто чем! Юля — одним обижена, Лена Ершова — другим, а все вместе — третьим.
— Чем?.. Ты и от меня хочешь что-то скрыть, как от Вали?
— Ну хорошо! Тебе скажу, — решилась Таня. — Кто-то пустил слух, что мальчики недовольны девочками, считают их пустыми, неглубокими и сами собираются рвать дружбу.
— Мы? — удивился Борис. — Кто это сказал?
— Не знаю. Кто-то из вас, мальчиков.
— А тебе кто сказал?
— Все говорили.
— И Нина?
— И Нина.
— А ты?.. Ты поверила?
— Я? — Таня пожала плечами. — А почему мне не поверить? Все может быть!
Странно, что такая серьезная девушка, как Таня, поверила глупой, бессмысленной сплетне. А распускала эти слухи, может быть, сама же «Нинон» — нарочно выдумывала и распускала.
Борис не знал — почему, но Таня каким-то образом выделялась для него из всех знакомых ему девочек. Он посмеялся бы и даже, вероятно, возмутился бы, если бы кто-нибудь сказал ему об этом, как возмутился когда-то грубыми намеками Сухоручко насчет Иры Векшиной из Гремячева. Борис просто верил Тане, ее прямому, открытому взгляду, ее искренности. Она все-таки не такая, как другие девочки. И то, что она дала номер телефона Елизаветы Васильевны, — хорошо! Теперь можно позвонить и сегодня же вечером обо всем договориться.
Но дозвониться к Елизавете Васильевне было очень трудно, и Борис потратил на это уйму времени — к телефону все время никто не подходил, и только часов в одиннадцать, когда он потерял почти всякую надежду, услышал в телефонной трубке голос учительницы.
— Говорят из десятого класса «В» школы мальчиков, — сказал он в трубку. — Говорит Борис Костров. Здравствуйте, Елизавета Васильевна!
— Борис Костров? — переспросила Елизавета Васильевна. — Ах, Костров!..
«Не то помнит, не то не помнит, — подумал Борис. — Ну, все равно!»
— От имени Полины Антоновны и от имени нашего класса я хотел бы поговорить с вами по поводу нашей ссоры с девочками. Вы знаете об этом?
— Ну как же, как же! — ответила Елизавета Васильевна. — Девочки так оскорблены, так оскорблены!
— Оскорблены — это одно, а рвать дружбу — другое! Мы в чем виноваты, в том виноваты, а у девочек такая тенденция: с газетой не получается — кончать, с дружбой не выходит — рвать! — сказал Борис и вдруг испугался: «Ну, как обидится!»
Но Елизавета Васильевна не обиделась.