— А это что за фигура?
— Наймык, наймыка взяла за харчи, Мефодий Богданович! Хлопец исправный, шустрый! — лебезила Одарка.
— Гони в шею! Да смотри, чтоб ничего не утащил! — пискливо приказал чернобородый. — И топи баню! Братья сейчас прибудут, а Кольку, паршивца, на станцию!
Одарка вытолкала Васю во двор, а Колька тем временем, не ожидая приказания, уже выводил из сарая лошадь. Одарка дала ему небольшой узелок и вместо напутствия пообещала «задать еще за сливки».
Вася помог Кольке взобраться на коня и вместе с ним отправился на станцию.
Утром, по пути на работу, Костя встретил Васю.
— Ты где пропадал? Что это у тебя? — ужаснулся он.
Желто-фиолетовая опухоль закрывала Васин левый глаз.
— Это? — Вася дотронулся до опухоли и, ойкнув, скривил лицо. — Это пустяки! Вот на спине почище будет! Невинно я пострадал! Потом расскажу. Веди к начальнику!
— Опять «тайное дело»? — улыбаясь, спросил Костя.
— Наитайнейшее!!! — зашептал Вася.
Переступив порог бардинского кабинета, Вася вытянулся, звонко щелкнул шпорами и доложил:
— Товарищ начальник! Боец Рубаков возвернулся из разведки и прибыл для тайного доклада!
Кирилл Митрофанович улыбнулся:
— Все у тебя тайны! Может, пойдем в «темное подземелье»? С твоим фонарем там светло будет. Где схлопотал?
— Было дело, товарищ Бардин, — солидно заметил Вася. — А в подземелье мне без надобности.
— Тогда садись к столу и докладывай, — пригласил Бардин.
Звеня шпорами, Вася подошел к столу, уселся и приступил к докладу с вопроса:
— Интересно вам, кто Никитченкам шлет вести?
— Интересно!
— Тогда, значит, все в аккурате! Значит, не зря в Покровку ездил, — обрадованно воскликнул Вася. — Это все дело Кольки!
— Не тайны у тебя, Василий, а загадки! Кто такой Колька? Какие вести? Если что знаешь, не тяни, рассказывай.
— Банду в Покровке оповещает Колька. Вот какое дело, товарищ начальник!
Бардин посмотрел на Костю, подмигнул ему.
— Так, так! Значит, Колька? — спросил он Васю, таким тоном, будто ему все остальное ясно. — Ты только поначалу расскажи, кто он такой, Колька?
— Он! — Вася пренебрежительно хмыкнул. — Колька — пацан двенадцати лет. Не в нем дело. Он только как получит слово на телеграфе, враз на коняку и в Покровку…
— Погоди, погоди! — остановил его Бардин. — Ты столько наговорил. И Колька, и Покровка, и слово на телеграфе. Рассказывай все по порядку.
— Можно и по порядку, — согласился Вася.
Свое «тайное дело» он начал с того, как добрался до Покровки, как устроился в наймыки. Потом перешел к описанию села:
— Село богатое, сытое, а вокруг кулацкие хутора. Народ вроде хороший…
— Так уж и хороший? — усомнился Бардин. — Село бандитское и хутора, наверно, такие же!
Вася не стал спорить, а уклончиво заметил:
— Народ там разный. Кто победнее, те против бандитов, а у богатеев что ни хата, кто-нибудь в банде ходит.
— А каких больше? — спросил Костя.
— Не за тем я туда добирался, чтоб кулачье считать, — сердито буркнул Вася. — Товарищ Бардин просил рассказывать подробно про Кольку, вот я и…
— Просил, — подтвердил Бардин, — только долго ты до него добираешься.
— Могу покороче, — проворчал Вася и зачастил: — Тетка Одарка, у которой я был в наймыках, Колькина мачеха, чертова самогонщица. Самогон варит на всю банду Никитченко, а самый старший из них, Мефодий, ее жених. Вот он и приехал с бандой, человек в тридцать, все верхи…
Бардин насторожился, стал расспрашивать, как вооружена банда, есть ли пулеметы?
— Есть один шош, только он, верно, неисправный, приклада у него нет. Ну, приехали. Приходит в нашу хату сам Мефодий Никитченко. Тьфу! Я думал про него невесть что. А он… Росточек, чуть повыше Кости, ножки тоненькие, в лаковых сапожках. Только и есть в нем чего атаманского, так борода, как у попа, да маузер через плечо. Велел выгнать меня со двора, а Кольку, значит, на стрему, в Вишняки. Пошли мы на станцию. Колька верхом, а я пехом. Колька все слезами обливается. Ему на станции дежурить, может ден пять-шесть, а Одарка дала ему полбуханки хлеба да пяток кривых огурцов. Я его все утешаю, а сам думаю, с какого бы бока к нему подобраться. Пацан, видать, много знает, но помалкивает, боится. Всего только и рассказал мне Колька, что будет жить на станции, пока ему на телеграфе не скажут, что из нашего города выехал эскадрон. Тут он враз в Покровку… Пожил я с ним на сеновале у телеграфиста три дня. Спим. Вдруг лезет хозяин, будит Кольку, говорит ему слово, а меня взашей. Выскочили мы на двор, Колька мне: «Прощай, Гриша!» Я там назвался Гришей, — объяснил Вася. — «Прощай, — говорит, — когда еще свидимся!» и был таков.