— Из ружья! Пугнул меня какой-то чудак, думал, что я позарился на его яблоки.
— Из ружья-то из ружья. А чем оно было заряжено? Кусками железа… Действительно стрелял «чудак».
В больнице Костя узнал, что находится в двухстах верстах от своего города. Можно было, конечно, сообщить туда в ГПУ, но Костя не хотел расстраивать Бардина, как-то не подумав, что его могут считать погибшим.
Не сообщил о себе еще и потому, что приближался день выписки из больницы. Костя решил приехать домой без предупреждения. Правда, он немного побаивался, как бы ему не попало за то, что Бардин называл «самоуправством и самонадеянностью». Полезли с Васей, не подумав, что может случиться, вот и поплатились!
Могло попасть и за утерю парабеллума.
О мальчике с «подозрительным ранением, полученным неизвестно где», сообщили в милицию. К Косте дважды приходил следователь, но и ему ничего добиться не удалось. «Проходил мимо сада, а дядько вдруг выпалил из ружья. Я закричал и свалился в воду. Что было потом, не помню!» — упрямо повторял Костя. Где это было, как называется деревня, он назвать не мог. Не мог же он рассказать посторонним людям, в чужом городе, что в Костянской он пристрелил какого-то бандита. Нет! Об этом надо в первую очередь доложить Бардину.
— Ладно, — сказал следователь, — выздоровеешь, пойдешь в детский приемник. Пусть они с таким беспамятным разбираются!
«Ну этому не бывать! — решил Костя. — Маленько окрепну — сбегу!»
Как будет добираться домой, он еще не представлял.
Костя стал поправляться. Полностью затянулась рана на лопатке, зажили ссадины и царапины. Его стали выпускать на прогулку в больничный сад. Убежать отсюда было бы легко, но как добраться до вокзала в тапочках, нижнем белье и линялом халате?
Утром, собираясь на прогулку, Костя обратился к дежурной сестре:
— Ольга Ивановна, дали бы мне какие-нибудь брюки. Мерзнут ноги, я ведь, наверно, потерял много крови?
Он получил старенькие брюки и шнурок, чтоб их подвязать.
Операция бегства была им проведена за пять минут. В дальнем конце сада Костя спрятал в кустах халат. Выпустил нижнюю рубаху поверх брюк, подвязал ее шнурком и перелез через забор на какую-то глухую улицу. Издалека донеслись паровозные гудки. Костя пошел на их звуки и минут через пятнадцать оказался на вокзале. На перроне увидал работника транспортного ГПУ. Он прошел два раза мимо чекиста, потом на третий задержался и тихо сказал:
— Мне нужно к начальнику! По очень важному делу, — добавил он.
Чекист удивленно посмотрел на мальчика, пожал плечами и прошел в вокзал. Костя за ним.
Начальник, показавшийся Косте знакомым, долго всматривался в Костино лицо, потом улыбнулся.
— А я вроде тебя знаю. Ты работаешь у Бардина?
Костя кивнул головой.
— Я к вам приезжал зимой, искал фотографии…
— Белогвардейских контрразведчиков, — подсказал Костя. — Я их нашел в архиве.
— Правильно, — подтвердил чекист. — Спасибо тебе! Мы по этим фотографиям большое дело размотали. Ты как сюда попал?
— По делу! — не вдаваясь в подробности, ответил Костя. Да и чекист не стал расспрашивать.
— Надолго?
— Нет!
— Помощь какая нужна?
— Отправить меня как можно скорее домой, — попросил Костя.
— Переодеваться будешь?
— Нет! — Костя хотел появиться дома в таком виде. Авось его жалкий вид если не пронесет грозу, то во всяком случае смягчит наказание. А он чувствовал себя виновным и за то, что отпустил ночью Васю, и за свое «самоуправство».
— Есть хочешь?
— Конечно! — обрадованно воскликнул Костя.
В кабинет принесли еду. Костя едва успел поесть, как подошел поезд. Чекисты устроили его в купе проводников мягкого вагона.
Прощаясь, Костя попросил позвонить в больницу, сообщить, что через несколько дней он по почте вышлет захваченные «по ошибке» вещи.
К вечеру Костя был дома.
Часть третья
СЛЕДЫ ТЕРЯЛИСЬ В ЛЕСАХ
На следующий день после возвращения Бардин пошел с Костей на военное кладбище. Сняв фуражки, они молча постояли у аккуратного, обложенного дерном холмика с деревянной пирамидкой, увенчанной красной звездой. На пирамиде металлическая дощечка с выгравированной надписью:
РУБАКОВ ВАСИЛИЙ КУЗЬМИЧ
1908–1922
Боец эскадрона особого назначения ГПУ.
Геройски погиб в схватке с бандой.
О многом передумали они, стоя у Васиной могилы. Бардин — о своем безрадостном детстве, о юнгах ЧК, какими были погибший Вася и чудом спасшийся Костя. «Эх, — думал он, — не детское это дело громить бандитов», — и винил себя за отправку ребят в ту роковую поездку, да еще без оперативного работника, а с глубоко штатским человеком Савиным. «Не уберегли ребят! Ни я, ни Савин!» — повторял он про себя.