— Довез бы, да тороплюсь, — извиняясь, сказал на прощанье майор, сидевший в кабине рядом с водителем.
— Ничего, спасибо, — с облегчением поблагодарила Женя.
Она даже обрадовалась, что избавилась от тряски, — уж лучше идти.
ТБ-3, на который у Жени была надежда, не полетел, а потом начался дождь, небо заволокло, стало сыро и грустно, захотелось назад в полк. Когда ее окликнули два малознакомых офицера из их дивизии — они запомнили Женю с дивизионной конференции штурманов, — она обрадовалась им искренне и даже излишне бурно, как совсем близким людям. Штурманы не удивились, потому что на войне, где на дружбу, как и на саму жизнь, постоянно посягает смерть, люди особенно ценят добрые отношения. Перед наступающей смертью человек ждет поддержки от другого человека, принимает его помощь, не копаясь брезгливо и дотошно в его душевных качествах, и ищет всего два свойства в его характере: чувство товарищества и храбрость. На войне достаточно принадлежать к одной дивизии, даже к одной армии, не говоря уж о принадлежности к одному полку или батальону, чтобы испытывать расположение к повстречавшемуся, принять его за своего человека. Причастность к определенной армейской общине дает надежду обнаружить общих друзей, знакомых, и одно упоминание их имен сблизит вас еще больше.
Встреча как нельзя была кстати. Наскоро сообщили друг другу дивизионные и полковые новости, штурманы рассказали несколько смешных случаев, сдержанно отозвались о командирах и, уговорившись вместе поужинать в аэродромной столовой, убежали по своим делам. На душе у Жени сделалось веселее.
На следующий день на другом тяжелом бомбардировщике удалось дотянуть до Батайска, и снова пришлось пережидать плохую погоду. Снова Женя испытала знакомое состояние: она уехала из полка, прошло два дня, но мыслями она оставалась в Пересыпи. Так же в 41-м, когда уезжала в Энгельс, мысли ее были о Москве, о доме…
Из-за тумана, из-за различных, связанных с войной задержек только на четвертые сутки утром Женя добралась до Харькова. Дальше самолет лететь не мог — в мотор попала стружка. Ехать в разбитый, разгромленный город не хотелось, и она осталась на аэродроме. Она села на лавку возле какого-то сарая за кромкой летного поля так, чтобы держать в поле зрения свой самолет, подняла воротник, нахохлилась. Сначала около самолета хлопотали техники, потом вытерли руки ветошью и ушли, но инструменты оставили, а с ними и надежду на свое возвращение и отлет. Женя стала думать о доме, представила встречу, об этом думать было интересно. Она решила, что сначала посмотрит на своих в окно, долго будет подсматривать, притаившись снаружи, а потом… Если бы у нее был ключ… Проникла бы в квартиру тихонько, незаметно и села бы за стол, а мама в это время вошла бы в комнату…
— Загораем, старший лейтенант?
Женя подняла голову на голос. Перед нею стоял высокий капитан в новой шинели, в новых ремнях, в фуражке с черным околышем и маленькими танками в петлицах.
— Не возражаешь, посижу здесь — приткнуться негде.
Она кивнула, чуть улыбнулась.
— Я вас за мужчину принял, — сказал капитан. Голос у него стал другим, мягче, деликатнее, в глазах проглянула заинтересованность. Он сел рядом и, чтобы заполнить паузу, полез в карман галифе за папиросами, достал пачку.
— Не курите?
Женя отрицательно мотнула головой.
— Этот ждете? — Покатал в пальцах папиросу. — Я тоже. Добирался сюда всеми видами наземного и подземного транспорта, — ну, про подземный это, конечно, сверх комплекта, — а потом надоело, думаю: вручу свою жизнь людям крылатой профессии, тем, «кто с моторным громом пулей вырывался из-за туч», а они вот стружку в движке поймать не могут. Да, нежные создания — авиамоторы, не то, что наши дизеля. Вы извините меня, может, задел…
— Меня не очень, а вот техники наши обиделись бы.
— А вы, значит, не из тех, кто витает в облаках? В переносном, конечно…
— Как раз из тех. Только в прямом…
— По штабной части?
— Я — штурман полка.
Капитан недоверчиво пробормотал:
— Оригинально. Ну, а я — командир бригады…
— Да нет же, я не обманываю, я вовсе не смеюсь над вами.
Женя покраснела, улыбка вышла виноватой. «Фу, глупо — будто бахвалюсь».
Танкист поверил, и невозможно было не поверить Жене, когда она так краснела и такие были у нее глаза — без тени лукавства.
— Тогда разрешите от всего сердца представиться: Вячеслав Скворцов. Остальное доскажут мои знаки различия.