Повесть о Жене Рудневой

— Начинаем наш концерт. Первым номером… — замешкалась, — выступит… я.

Смех. Валя не смущается.

— «Давай закурим!» Южного фронта.

Бочаровцы бьют в ладони, будто стреляют из гаубиц.

После первой песни Валю не отпускают, хлопают требовательно, настойчиво. Она кланяется, снова улыбается чарующе — на щеках две ямочки, — поет «Землянку».

Потом долго аплодируют Рае Ароновой, которая исполняет русские народные песни, громко возмущаются ее аккомпаниатором-баянистом, не сумевшим вытянуть высокие ноты. «Тройку, тройку!» — звонко выкрикивают подружки после третьей песни. Попов, улыбаясь, смотрит на раскрасневшихся, взволнованных слушательниц и тоже с первого ряда весело кричит: «Тройку!»

Пляшет Дина Никулина, Женя влюбленно смотрит на нее из-за кулис. Следующая очередь ее. Занавес прыжками смыкается и расползается вновь.

Женя стоит у края сцены, медлит — надо справиться с дыханием. В зале тихо, крепко попахивает сапожной ваксой, в открытое окно издалека доносится визгливый женский голос: мать бранит сына. Прячет руки за спину, крепко сцепляет, начинает негромко, без обычного эстрадного пафоса, как будто вспоминает:

Есть женщины в русских селеньях…

Все слова, которые она произносит, знакомы ей с детства, но теперь они наполнены для нее иным смыслом, теперь она говорит о конкретных, известных ей женщинах, о погибших Ольховской и Тарасовой, о только что плясавшей Дине, о далекой Расковой, о своей милой Жене Крутовой, о Симе Амосовой, Соне Озерковой, Дусе Носаль, о тех, кто сидит сейчас на длинных деревянных скамьях в сельском клубе. В зале это чувствуют и аплодируют благодарно.

Женя спешит за кулисы, лицо горит, попадает к кому-то в объятья — это Дина.

— Молодец, Женюра, здорово. «Братцы» пускай мотают на ус, им полезно, для общего развития.

Женя садится на шаткий стульчик, просит воды. Ей дают стакан молока:

— Пей, — только для чтецов-декламаторов.

Проясняется, наконец, тайна медицинской марли — на сцену выбегает хохотушка Липочка («Свои люди, сочтемся») — Оля Голубева, на ней пышное, воздушное платье.

— Вон оно, твое имущество,, — шепчет на ухо Ольге Жуковской сидящая рядом командир эскадрильи Таня Макарова. — Не печалься, после концерта конфискуем.

И наконец, гвоздь программы.

— «Фрески о наших буднях», — объявляет Валя Ступина. — Исполняют сами авторы.

Выходят высокая Рая Аронова и маленькая Поля Гельман. В зале мало кто знает, что предстоит настоящий сюрприз, что эти «фрески» станут в полку любимыми, что их не раз еще будут читать и петь со сцены. Рая садится с гитарой на стул, начинает Поля:

Пройдут года. И ужасы войны
Изгладит время в памяти моей,
Но в дружеском кругу, за праздничным столом
Мы вспомним боевые
Будни наших дней.

Дальше куплеты под гитару поет Рая:

С моря ветер веет.
Развезло дороги,
И на Южном фронте
Все сложней летать.
Про бои в Моздоке
И у Малгобека
Где-нибудь, когда-нибудь
Мы будем вспоминать.

Опять Поля:

И вспомним мы, как лунной светлой ночью
Летали мы над Тереком седым…
Большие делаем дела. Но… между прочим
Послушайте, о чем в докладах говорим:

Ночь светла. При луне
Терек виден вполне.
В эту ночь над рекой
САБы виснут толпой.

Темный лес, а в лесу
(видим мы с высоты)
Фрицы, гансы бегут,
Испугавшись, в кусты,

А есть и такие доклады,
Которым поверить бы рады,
Да слишком сомненье берет,
И думаешь: «Как она врет!»

И опять вступает Рая:

Смелых родила наша планета,
В этом ей выпала честь:
Есть бомбардиры, есть бомбардиры,
Есть бомбардиры, есть!

Если прожектор вдруг схватит друга,
Выход из этого есть!
Сверху кричит ему громко подруга:
— Кто на рожон велел лезть?

Братик мой милый, тебе очень трудно,
Знаю, на помощь спешу
И с высоты в две тысячи метров
САБом тебе посвечу.

Если ж подруге приходится туго,
Братики выручат тут.
И с высоты в три тысячи метров
Очередь Шкассом дадут.

«Братики» довольны, им лестно, что их не забыли.

Командир дивизии наклоняется к сидящему недалеко майору Бочарову: