Часам к четырем на круг пришло много пустых трамвайных вагонов и началась посадка. Ребята торопливо прощались с родными, шумно занимали места. У тех, чьи матери плакали, были сумрачные, грустные лица. Мне не хотелось омрачать последние минуты, которые мы были вместе, и я не заплакала — только обняла Шуру и крепко сжала его руку. Он был взволнован, хоть и старался не показать виду.
— Не ждите, пока мы двинемся, идите домой! Береги маму, Зоя! — С этими словами Шура вскочил в вагон, потом помахал нам из окошка и снова сделал знак: «Не ждите, идите».
Но уйти, пока Шура был еще здесь, у нас не хватало духу. Стоя поодаль, мы видели, как дрогнули вагоны, как один за другим со звоном и грохотом они двинулись в путь, — и очнулись только тогда, когда последний трамвай скрылся из глаз.
Парк, только что такой людный и шумный, сразу опустел и затих. Под дубами-великанами стояли скамейки, но никого на них не было. Пруд лежал широкий, прохладный, чуть подернутый рябью, но никто не купался в нем. Ни голоса, ни смеха, ни звука быстрых, размашистых шагов. Тихо. Слишком тихо...
Мы медленно шли по дорожке. Лучи солнца с трудом пробивались сквозь густую листву над головой.
Не сговариваясь, мы подошли к скамье у самого пруда и сели.
— Как красиво! — сказала вдруг Зоя. — Знаешь, Шура часто приходил сюда рисовать. Вон тот мостик рисовал, видишь?
Она обращалась ко мне и в то же время как будто говорила для одной себя — тихо, медленно, углубленно.
— Пруд широкий. А Шура переплывал его много раз, — вслух вспоминала она. — Знаешь, как один раз вышло? Давно еще, Шуре тогда было лет двенадцать. Он, как всегда, начал весной купаться раньше всех. Вода холодная. И вдруг ему свело ногу, а до берега еще далеко. Он работал одной ногой, другая совсем онемела. Еле доплыл. Он меня так просил, чтоб я тебе ничего не говорила! Я и не сказала тогда. А теперь уже можно.
— И, конечно, на другой день он опять поплыл? — спросила я.
— Конечно. Утром и вечером плавал, во всякую погоду, чуть не до самой зимы. А вон там, около кустов, зимой всегда прорубь. Мы там ловили рыбешку — помнишь? Сначала консервной банкой ловили, а после сачком. Помнишь, как мы тебя угощали жареной рыбой?
— Хорошая моя! — сказала я вместо ответа и тихо погладила ее загорелую руку.
И вдруг под моей ладонью ее тонкие сильные пальцы сжались в кулак.
— Какая я хорошая! — Зоя порывисто встала, и я поняла, что мучило ее все время. — Какая я хорошая, если осталась здесь? Ребята поехали, может быть, воевать, а я осталась дома. Да как же можно сейчас ничего не делать?!
„К ВАМ ОБРАЩАЮСЬ Я, ДРУЗЬЯ МОИ!“
— Мама, скорей, проснись! Мама!
Я открыла глаза. Зоя стояла передо мной босая, с полотенцем через плечо.
— Нет, нет, ничего не случилось, — поспешно сказала она в ответ на мой испуганный взгляд. — Сейчас будет выступать товарищ Сталин. По радио. Вот...
Какой-то шорох в репродукторе. Тишина. И вдруг...
— Товарищи! Граждане! — услышали мы. — Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!..
Мы слушали, забыв обо всем, боясь дышать. Зоя вся вытянулась, крепко сжав руки, не отрывая глаз от репродуктора, словно могла в глубине диска увидеть того, кто произносил эти слова, исполненные сдержанной боли, любви и доверия, страстной силы и гнева:
— ...наша страна вступила в смертельную схватку со своим злейшим и коварным врагом — германским фашизмом... Враг жесток и неумолим...
Вождь говорил о целях врага, о том, что германский фашизм хочет захватить наши земли, плоды нашего труда, восстановить власть помещиков, закабалить и онемечить свободные народы Советского Союза.
— ...Дело идет, таким образом, о жизни и смерти Советского государства, — говорил он, — о жизни и смерти народов СССР, о том — быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение. Нужно, чтобы советские люди поняли это... Мы должны немедленно перестроить всю нашу работу на военный лад, все подчинив интересам фронта... Красная Армия, Красный Флот и все граждане Советского Союза должны отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села...
Он говорил о том, что в занятых врагом районах нужно создавать партизанские отряды, о том, что наша земля должна гореть и взрываться под ногами врага.