Не поверил шах Юхне, рассердился на него за наговор, но на всякий случай направил человека проверить, чем занимается Абу-али-сина.
Абу-али-сина, как всегда, и в этот вечер сердечно беседовал с юношей. Доложили об этом падишаху, и закралось в душу падишаха сомнение: а не прав ли верный его визирь Юхна? Перестал он оказывать почести мудрецу, не обращал на него внимания, когда Абу-али-сина появлялся во дворце, и даже подумывал, как бы лишить его жизни.
Умом и сердцем чувствовал Абу-али-сина надвигавшуюся беду и однажды сказал себе: «Если я не уйду сегодня ночью, быть несчастью». С этими словами он в одежде дервиша покинул город Кирман, где познал и почтение, и вражду.
Неподалеку, на каменистой россыпи, Абу-али-сина прочитал заклинание, и возник город, окруженный высокой крепостной стеной. Этот город был столь прекрасным, что Кирман по сравнению с ним мог показаться захудалым селением. Язык человеческий беден, чтобы описать такой город. Беломраморные стены были увенчаны зубцами, покрыты сверкающей лазурью, минареты устремились выше облаков. Люди самых разных национальностей проживали здесь. А какая удивительная вода была в этом городе — прекрасная на вкус, исцеляющая от любых болезней, бодрящая при омовении. По всему городу раскинулись лавки, шумели базары. Стройные красивые юноши продавали богатые товары и не было отбоя от покупателей. Красивый город с красивыми людьми жил красивой жизнью, и каждый, попавший в этот город, был бы просто без ума от такого невиданного счастья. Для себя Абу-али-сина построил дворец, который размерами мог бы соперничать с целым городом. Вокруг дворца цвели сады, журчали ручьи, звенели родники, услаждая прохладой ученых мужей, собиравшихся на мудрые беседы.
Узнав о новом городе, Махмуд-шах, его визири и все приближенные забрались на самые высокие минареты Кирмана, чтобы получше разглядеть этот чудо-город. Солнце освещало золотые купола домов, сверкали зеркально гладкие стены, и глазам было больно от этого яркого сияния.
Сначала в Кирмане только и разговоров было, что об этом новом городе, от изумления люди не знали, что сказать, и словно немели, потеряв дар речи. Никогда ничего не было на каменистой россыпи близ Кирмана, и вдруг за одну ночь вырос огромный благоустроенный город сказочной красоты. И догадались в Кирмане» что все это — дело рук Абу-али-сины, что в отместку за недоверие он еще раз проявил свое могущество.
Как-то раз доложили Махмуд-шаху, что из ворот нового города вышло войско и от Абу-али-сины прибыл посол. Встретили в Кирмане посла как положено и со всеми почестями препроводили во дворец. Собрал Махмуд-шах людей дивана, принял посла и выразил ему всяческое уважение. С молитвой передал посол Махмуд-шаху послание своего властелина. С почтением принял Махмуд-шах послание, вскрыл печать и передал для зачтения своему визирю.
Громким голосом зачитал визирь послание, и вот что в нем было написано: «О Махмуд, падишах Кирмана! Долго правил ты своей страной, даже слишком долго, но всему приходит конец, пришел конец и твоей власти. Не обессудь за откровенность, но отныне все твои земли переходят под мою власть. Тебе же я советую подобру-поздорову уйти в другую страну. Как двум львам не жить в одном лесу, так и двум падишахам не править одним государством. Твой ответ жду до завтра».
Невеселым было поедание, много горьких дум передумал Махмуд-шах, слушая его. И решил он отправить к Абу-али-сине своего посла с покаянным ответом и пригласить его в гости. Как говорится, повинную голову меч не сечет.
«Да благословит аллах твою мудрость», — сказали Махмуд-шаху его визири, а один из них, самый умный, был послан к Абу-али-сине.
И напутствовали этого визиря быть с Абу-али-синой почтительным, речи вести благоразумные, сделать все, чтобы добиться примирения.
Собрался визирь в дорогу, взял с собою слуг и сказал, обращаясь к посланцу Абу-али-сины: «Веди нас, почтенный. Укажи путь в город Мудрости». Отправились они вместе и вскоре подошли к чудо-городу. Доложили люди Абу-али-сины своему властелину о прибытии посланцев Махмуд-шаха, и повелел Абу-али-сина своим визирям встретить достойно прибывших гостей. И вышли навстречу визирю из Кирмана воины в золотых шлемах, сотники и военачальники, отдали все положенные почести и провели гостя в город. Широко раскрытыми глазами смотрел визирь Махмуд-шаха на просторные улицы, высокие дома и с огорчением думал о том, как жалко выглядит его родной Кирман по сравнению с этим великолепием. Привели визиря к дворцу на такой широкой площади, что глазом не охватишь. Сотня конных со стражниками пересекла эту площадь, присоединилась к процессии и, миновав первый дворец, все отправились к другому дворцу, где собирались люди дивана. Здесь навстречу визирю Махмуд-шаха вышли вельможи, и все преследовали в зал, где вершились государственные дела и где восседал сам светлейший падишах. По обе стороны престола стояли витязи. На золотых поясах у одних висели сабли, другие держали обнаженные кинжалы. А на престоле — сам падишах в золотом венце. Белая борода ниспадает ему на грудь, богатые одежды подпоясаны золотым поясом. Руки его спокойно лежат на коленях. Двенадцать тысяч рабов справа и слева окружали трон, держа сабли наголо. Мудрые визири стояли почтительно возле падишаха. Вот такой диван. Предстал перед изумленным взором визиря Махмуд-Шаха. Тысячи самых умных хушенгов и фаридунов почли бы за счастье быть рабами в этом дворце. Ошеломленный роскошью и красотой, бедный визирь из Кирмана едва не лишился разума. Обычное самообладание и решительность, за что и ценил его Махмуд-шах, стали оставлять его. Но, как бы то ни было, он совершил весь ритуал, положенный послу. Он сел в кресло, поставленное специально для него, выпил шараб, преподнесенный слугами, но слова, которые должен был произнести, не сказал. «Еще успею», — подумал визирь, но в это время к нему обратился Абу-али-сина: