Тетрадь исписана мелким неразборчивым почерком, многие слова перечеркнуты, сверху надписаны новые. Юрка читает тетрадь второй день, читает, как ребус, угадывая, подбирая слова, складывая их из пляшущих закорючек.
Ни Димке, ни Петьке он пока ничего не сказал, рассчитывая удивить их сразу, когда прочитает все.
Загадочно и странно то, что написано в тетради. Непонятно, как очутилась тетрадь у их дома, кто написал все это. И очень хочется, знать, где находится страна с красивым, как будто знакомым именем — Атлантида.
Юрка — мечтатель и завистник. Он завидует коршунам, которые часами парят в небе без единого взмаха. Эти глупые птицы не понимают, какое им дано счастье — летать над землей. Они могут летать в дальние страны, над большими городами, горами, джунглями, могут увидеть все, о чем Юрка читал только в книгах. Но коршуны никуда не летят, а кружатся на одном месте и, даже когда заметят добычу, спускаются вниз как-то лениво.
Юрка завидует шкиперам дощатых смолистых барж. Хоть и медленно, но все же движутся, не стоят на месте пузатые караваны, расползаются по рекам, доходят до самого моря. Но шкипера — небритые, босые — сушат на крышах своих будок бязевые рубашки, курят и, кажется, тоже не понимают своего счастья.
Юрка завидует всему, что движется, летает, грохочет, по рельсам, пылит на дорогах, завидует всем героям и путешественникам, а то, что он видит кругом, кажется ему обыкновенным и скучным.
— Мне уже скоро тринадцать лет, — говорит он отцу. — Всю жизнь я живу в Усть-Каменске.
Отец хохочет, и тогда Юрка обижается. Даже отец не понимает, как это было бы здорово — просыпаться каждый день в новом городе!
Засыпая, он видит лазурные волны и дома, из окон которых выплывают рыбы.
Голубая тетрадь попала в надежные руки.
4. Большой и маленький
Когда у Юрки появлялось желание помечтать, он шел на пристань.
Юрке всегда позарез нужны слушатели. Но слушатели тоже любят говорить о себе. Они только и ждут конца твоей фразы, чтобы вставить: «Ну, это что! А вот я… А вот у меня…» И хотя Юрка совершенно точно знает, что именно он — не собеседник! — сейчас может сказать самое главное, приходится уступать. Иначе — невежливо.
А язык распухает от невысказанных слов.
«Скучные человечки, — с тоской думает Юрка, — все о себе да о себе… Кому это интересно?» И бредет на пристань, к Павлу.
Павел — странный. Иногда он такой взрослый, что к нему не подступишься, особенно на виду у людей. Юрка знает: Павел хочет казаться старше. Все, по мнению Юрки, хотят казаться старше, чем они есть на самом деле. Но в своей комнатке на дебаркадере Павел другой. Он показывает приемы борьбы «самбо» или поет песни под гитару. Его песни мало понятны Юрке: о девушках, ожидающих на берегу, или:
Но Павел умел слушать. И это — главное.
Матрос, стоявший у перил дебаркадера, в ответ на приветствие, спросил:
— Опять пришел?
— Опять, — сказал Юрка.
— Если еще раз увижу на дебаркадере с вашими удочками, — поломаю и в воду брошу. Ходите… палубу топчете.
— Павел Алексеевич дома? — спросил Юрка.
— На что он тебе? Он тебе — друг? — Матросу явно было скучно.
— Не знаю, — ответил Юрка.
— Ага… — глубокомысленно и лениво сказал матрос. — А что же ты знаешь?
Юрка начал злиться.
— Где Павел Алексеевич? — повторил он.
— Тренируется, — матрос кивнул в сторону Тунгуски, но тут же спохватился: — Так что ты знаешь? Значит, ничего не знаешь. А ведь в школе учишься! Так вот, учти: удочки поломаю — раз! Поскольку я не рыжий — за сопляков палубу драить…
Юрка смерил глазами расстояние до трапа.
— Я знаю, — сказал он, — вы не рыжий. Вы — лысый.
Матрос, который даже в столовой не снимал шапки, замер с открытым ртом. Но он не успел сделать и шага. Юрка, замирая от ужаса и восторга, уже мчался по берегу. А вслед ему неслись слова, которые взрослые никогда не должны говорить детям.
Остались позади последние дома поселка. На откосе, словно матрешки в сарафанах, стояли треугольные щиты мигалок с фонарными головами. Высоко проплывали облака — густые, плотные. В нагромождении округлых башен, клубков, человечьих профилей, отражавшихся в воде, виделись Юрке очертания города.
Там жили рослые, смуглокожие и сильные люди. Они говорили звонкими голосами, носили белые одежды и плавали между островами по голубым проливам.
Оранжевые витые раковины, вынесенные волнами на берег, тысячелетиями хранили в себе шум прибоя.
По ночам трубили слоны в лесах.
Звенели золотые сады Правителя.
На мраморных лестницах, опираясь на копья, стояли стражи.
Удивительная страна! В ней все было совершенно, все подчинялось людям и служило им.
Солнце близилось к горизонту. Предзакатный ветер прошумел в елях; от берегов, обгоняя друг друга, помчались по воде полосы ряби. Юрка поднялся наверх, уселся на краю каменистого обрыва.
По реке заходили частые крутые всплески. Ветер, усиливаясь, срывал гребешки, гнал против течения комки белой пены. Из-за поворота показалась ветка[2]. На дне ее, вытянув ноги, положив на колени форменную фуражку, сидел начальник пристани. Он плыл вдоль берега, отталкиваясь веслом, потом повернул к середине. Лодка пошла боком к волне, и даже с берега было слышно, как звонко, будто по пустой бочке, бьет вода в ее тонкие борта. Теперь стало видно, что волны не такие уж маленькие: на середине реки, когда лодка ныряла вниз, они скрывали ее невысокие борта, и тогда казалось, что человек сидит прямо в воде.
Доплыв до другого берега, начальник пристани повернул обратно. Он словно нарочно выбирал места, где волна была выше и круче. На середине он перестал грести, поставил ветку боком к волне и поплыл по течению, пошевеливая опущенным в воду веслом. Юрка, видя, как поднимаются у бортов гребни всплесков, передернул плечами. Ему стало зябко при мысли о том, что брызги попадают на сидящего в лодке.
Начальник пристани колобродил по реке с полчаса. Наконец он пристал к берегу ниже того места, где сидел Юрка, вылез из лодки, вытащил из кармана кисет и принялся набивать трубку.
— Здравствуй, Пал Алексеич, — негромко сказал Юрка.
Начальник пристани вздрогнул и выронил спички. Он обернулся с виноватой улыбкой на лице, но, увидев Юрку, насупился.
— Видел? — спросил он, пнув сапогом лодку.
— Видел, — подтвердил Юрка. — Волна сегодня приличная.
Начальник пристани подозрительно взглянул на него и, втягивая щеки, усиленно засопел, раскуривая трубку. Морщась от дыма, он яростно сосал мундштук, но трубка не разгоралась. Он не умел курить трубку — это было ясно.
— Ты чего тут сидишь?
Юрка съехал на ногах по откосу, подошел ближе.
— Да я так… — сказал он. — В общем, посоветоваться надо. Ты знаешь чего-нибудь про Атлантиду?
— Атлантиду? — Павел подумал немного. — Это, наверное, справочник по Атлантическому океану. Вроде лоции. Рифы там указаны, течения… А то есть еще эфемериды…
— Страна?
— Какая там страна! Таблицы. По ним вычисляют положения звезд. Название, правда, красивое. А так — одни цифры.
— Нет, Атлантида — страна. Знаешь, Пал Алексеич, какая страна? Хочешь, я тебе расскажу? Я никому не говорил, а тебе расскажу.
— Давай, — согласился Павел.
И Юрка рассказал.
Он рассказал то, что прочитал в тетради, и то, что уже сам успел придумать. Окончив говорить, он посмотрел на Павла, ожидая удивления и восторга.
— Может быть, это все выдумано? — сказал Павел.
— Как же выдумано! — чуть не крикнул Юрка, — Это такая страна! Там даже солнце, почти никогда не заходит!
— Чудак человек; У нас за Полярным кругом солнце по полгода светит, а где ж там пальмы?