Яшка упоенно свистел в два пальца, поражая даже привычных разведчиков неожиданными коленцами. Костя подтягивал, мечтательно полузакрыв глаза.
Группа красноармейцев, идущая к передовой, посторонилась.
— Чевой-то в тыл пылит разведка…
— Дело их такое, — пожилой красноармеец покосился на говорившего и крикнул: — Эй, земляки, никак, война кончилась?
— Только начинается, — ответил Костя. — Смотри, пехота, на вашу долю ни одного кадета не оставим…
— Счастливо воевать! — пожилой красноармеец повернулся к товарищам: — Несерьезный народ, хоть и разведчики… Пошли, что ли. Им туда, нам сюда…
Эскадрон спустился в овражек. Ибрагимов снова начал было петь.
— Отставить песню, — неожиданно скомандовал Дубов и привстал в стременах. — Вот какое дело, товарищи. По заданию командования мы идем в рейд по тылам противника.
Ибрагимов умолк. Молчали и остальные. Дубов увидел, как разведчики еще больше подтянулись, как нахмурились, посуровели их лица.
Сомкнутым строем эскадрон уходил на юг, навстречу сгущающимся сумеркам.
Глава вторая
Эту ночь Гришка провел в стоге сена. Проснувшись, как всегда, рано, он собрался было выбраться из теплой пахучей постели, но вовремя вспомнил, что опешить некуда. Гришка потянулся, отчего все вокруг удивительно громко зашелестело и зашуршало, и снова погрузился в сладкую утреннюю полудрему.
На хуторе прокричал одинокий петух, протяжно заскрипел колодезный журавль. Не слышно было только коровьего мычания и ворчливого покрикивания деда Андрона, к которому так привык Гришка за последние месяцы. Мальчику вспомнились недавние события, и это сразу прогнало сон.
Невесело было у него на душе: сегодня, в крайнем случае завтра, придется ему уходить отсюда, а куда — неизвестно. Работу на зиму глядя найти трудно, да и какая крестьянская семья возьмет на прокорм лишнего едока, когда все хозяйства в округе разорены и краюха хлеба ценится едва не на вес золота.
Родителей своих Гришка не помнил, не знал и родного дома. С малолетства ходил он по деревням и хуторам то с сумой, то наниматься за харчи в работники. Хозяева попадались разные. Одни били за мелкие провинности и ребячьи проделки, другие просто не замечали его, третьи — их было меньше — жалели бездомного сироту и давали по праздникам в поощрение большую говяжью кость с остатками мяса или шматок сала.
Дед Андрон был добрым хозяином. Жил у него Гришка с весны и уходить не собирался: работа была легкая — пасти четырех хуторских коров, доставать скрипучим журавлем для всех воду из колодца да присматривать за огородами, чтобы не разоряли их проезжие и прохожие.
Беда пришла неожиданно. Дней пять назад на хутор заскочил небольшой отряд всадников с красными звездами на шапках. Конники напились воды у колодца и сказали, что Красная Армия отступает и сюда скоро прибудут белые. Потом по большаку прошли обозы с ранеными красноармейцами, прогрохотала артиллерийская батарея, а позавчера через хутор проследовали на север последние красные части. Тут-то хуторяне по совету Андрона и решили спрятать своих коров подальше от греха. Один из мужиков увел их в глухой овраг верстах в четырех от хутора и остался при них сторожем в наскоро вырытой землянке. Кое-как убрали с огородов недозревшие овощи, припрятали по погребам. В три дня съели добрых два десятка кур — все птичье население хутора, — оставив одного петуха «для голоса», и затаились в хатах за плотными ставнями. Тем и кончилась Гришкина работа.
Да, невесело, ох как невесело было на душе у Гришки. Однако в сене беду не пересидишь. Мальчик выбрался из-под стога, отряхнулся, обобрал с рубахи и штанов сухие травинки и пошел в хату умываться.
Но в этот момент где-то совсем близко раздались громкие чужие голоса, лошадиное ржание, дробный перестук хорошо смазанных колес.
— Эй, кто есть, выходи-и-и, — протяжно разнеслось в утренней тишине.
Гришка выглянул на крыльцо. На дороге стояло несколько подвод, запряженных сытыми лошадьми. Возле них топали, разминая ноги, десятка полтора солдат в незнакомых зеленоватых шинелях с погонами. Впереди, положив руку на пистолетную кобуру, стоял офицер.
— Выходи-и, — снова закричал он.
Испуганно пискнула дверь, за ней вторая, третья. Скоро почти все хуторяне стояли возле подвод, с опаской поглядывая на винтовки, блестевшие за плечами солдат. Дед Андрон вышел последним. Он был старше других, с большой седой бородой, и офицер, начав свою речь, обращался-главным образом к нему.