Вошла директриса, а с нею... Ну, конечно же, как он и предполагал, товарищ Зенчик. И снова внутренняя усмешка: во, какое к твоей персоне внимание! Цени.
Директриса заняла своё председательское место, а Зенчик сел среди учителей. "Демократично, -- отметил Левашов. -- Так сказать, в гуще масс. Ну-ну, посмотрим, как эта демократичность покажет себя в дальнейшем".
- Уважаемые коллеги! -- начала директриса. -- К нам на педсовет прибыл заведующий идеологическим отделом нашего района Геннадий Викторович Зенчик. Поприветствуем его!
После хлопков и небольшой паузы, подчёркивающей значимость присутствия столь важного лица, приподняла над столом листок бумаги.
- Сегодня нам предстоит рассмотреть несколько вопросов... На нашу школу поступила разнарядка: распределить среди учеников тридцать билетов в ледовый дворец на хоккейный матч Беларусь -- Грузия. Возможно, на нём будет присутствовать президент. Билеты для школьников со скидкой. После матча для молодёжи -- дискотека. Бесплатная. Приход наших учеников на этот матч -- своего рода проверка их патриотизма. Так что прошу отнестись к решению данного вопроса со всей ответственностью. Билеты распределим по старшим классам. Классные руководители, пожалуйста, подойдите ко мне...
Потом минут пять журила за слабую наполняемость оценками классных журналов у таких-то и таких-то учителей. Попал в их число и Левашов.
Что верно, то верно: здесь он пока в отстающих. Только много ли проку в этой наполняемости, если к концу четверти всё равно оценит знания каждого? А текущая оценка в журнале -- показатель весьма переменчивый. Поставь он "неуд" Нине Фроленковой, когда "проходили" кронштадтское восстание, и что? Воспылала бы стремлением загрузить себя знаниями по истории? Вряд ли. А он сумел к этим знаниям побудить, а потом с чистой душой поставил ей высокую оценку. Так что давайте не будем укорять за эту наполняемость. Хотелось по данному поводу высказаться, но решил пока помолчать: сегодня ему придётся говорить о более существенном.
Ну, что ещё назидательного скажет нам наша школьная начальница? Не пора ли переходить к главному, ради чего и собрали учителей?
Как в воду глядел.
... - А теперь об очень неприятном случае, который вчера произошёл на уроке истории у Ильи Алексеевича Левашова...
Тот эпизод пересказала, разумеется, со своими акцентами. -- Вы представляете... Учитель вместо того, чтобы одёрнуть ученика, задавшего провокационный вопрос явно не по теме урока, пустился в объяснения, которые противоречат государственной идеологии. Я подчёркиваю: государственной. У нас не частная гимназия. Но и там непозволительно топтать то, что свято для нашего народа. "Линия Сталина" -- не просто полоса укреплений, возведённых перед войной неподалёку от Минска. Она стала символом героического сопротивления фашистскому нашествию. Какие там шли бои в июне 41-го года, кто теперь с точностью скажет? Но доподлинно известно: бои были, и "линия Сталина" сыграла свою героическую роль. А вы, Илья Алексеевич, почему-то утверждаете обратное, и более того, пытаетесь, мягко говоря, вашу ошибочную точку зрения внушить ученикам. Нетактично повели себя со мной, когда я пыталась вас поправить.
От ошибок, разумеется, никто не застрахован, и я надеюсь: за сутки вы одумались и сейчас найдёте в себе мужество ваше заблуждение о "линии Сталина" перед нашим коллективом признать. А не признаете... Тогда придётся ставить вопрос уже по-другому: о вашей профессиональной пригодности работать в школе.
Такой выжидательной тишины на их педсоветах давно уже не было.
Левашов медленно поднялся. Обвёл глазами собравшихся. Домашние заготовки своего выступления, сцепленные логической цепочкой, память куда-то задвинула. Ладно. У него есть что сказать. А нужные слова найдутся.
- Зачем мы в школе? Только лишь для того, чтобы учить детей физике, математике, истории и прочим наукам? Не только. Чтобы ребячьи души были чисты, чтобы их не отравляла фальшь. А нас, учителей, заставляют вгонять её в их души под видом государственной идеологии. Кому она нужна эта идеология? Прежде всего власти, чтобы её удержать, чтобы не было никакого сопротивления произволу. Рабская покорность -- вот что она несёт...
- Илья Алексеевич! -- властно оборвала директриса. -- Вы не на оппозиционном митинге.
- Знаю. Но если это педсовет, прошу меня не перебивать... Вот вы, Татьяна Сергеевна, объявили нам, что надо распределить среди школьников билеты в ледовый дворец. Мы знаем: хоккей страстно любит наш правитель...
- Не правитель, а президент, -- опять встряла директриса.
- Я называю вещи своими именами. Именно правитель, потому что он правит страной. Правит по-диктаторски, и это всем давно хорошо известно...
Внутренний голос-светофор зажёг красный свет. Стоп! Опасно. Это уже политика. Но страх отброшен. Сколько же можно втягивать голову в плечи!
... - По его указанию этих ледовых дворцов понастроили сверх всякой меры. Теперь их надо кем-то заполнять. Так почему мы, учителя, должны делать из подростков хоккейных фанатов?
- Вы уходите от ответа на предъявленное вам серьёзное обвинение. -- В голосе директрисы уже гнев.
- Не ухожу, Татьяна Сергеевна. Как раз подошёл... Меня обвинили в том, что я, отвечая на вопрос ученика, опроверг миф о так называемой "линии Сталина". Да, это миф, и ни один настоящий историк его не поддержит. Но суть этого мифа не только в выдумке события, которого не было. Главное тут -- возвеличивание Сталина, диктатора-изувера, погубившего своими репрессиями и вопиющими просчётами и накануне, и в ходе войны миллионы своих сограждан. И теперь бить в барабаны по поводу этой мифической линии? Я в эти игры не играю.
Замолчал. Сделал несколько глотательных движений, успокаивающих дыхание,
Директриса медленно повела головой туда-сюда, давая понять собравшимся: "вы же видите, что это за фрукт".
- Илья Алексеевич, у вас всё?
- У меня всё. -- Сел.
- Ну что, коллеги, обсудим это выступление?
Учителя хмуро молчали.
- Быть тут нейтральными никак нельзя, -- подстёгивала директриса. -- У каждого из вас должна быть гражданская позиция. Итак, кому слово?
Поднялась химичка, недавняя выпускница пединститута.
- Не пойму я вас, Илья Алексеевич. Опытный педагог, в армии служили, и вдруг такие высказывания. Я их осуждаю...
"Откукарекала, -- отметил про себя Левашов. -- А где же аргументы? Впрочем, зачем ей аргументы? Ей карьеру надо делать.
В таком же примерно духе выступили ещё двое. Однако обличительного пафоса, на что, очевидно, рассчитывала директриса, не было. Чувствовалось: говорили по принуждению. Общие укоризненные фразы. ("Вот уж не ожидала, Илья Алексеевич". "Некорректно вы поступили"). Но риторика эта была какой-то вялой, будто выдавленной из тюбика. Говорили, как в таких случаях "положено". Кем "положено", почему -- над этим задумываться не привыкли.
Зла на своих обличителей у Левашова не было. Понимал: контракты, страх потерять работу... С тоской подумал: Господи, сколько же должно смениться поколений, чтобы в обществе наконец утвердилось гражданское достоинство, сметающее всё рабское, а, значит, унизительное и угодливое!